MMIX - Год Быка

Романов Роман Романович

Доходило до смешного, когда в «клубах избирателей» наряду с дежурными правдоискателями дисциплинированно заседали десятки агентов всех уровней и линий КГБ и МВД. Помнится во время одной из «цепочек» в защиту Гдляна–Иванова, где большинство участников было просто сочувствующими зеваками, я разговорил такого активиста районного «клуба избирателей». Солдат срочной службы из Туркменистана дисциплинированно ходил в гражданке из соседнего стройбата на сходки таких же «демократов». Это к вопросу о дубовейшем уровне исполнения особистами спущенных сверху директив. Однако же страну общими усилиями успешно развалили в кратчайшие сроки.

Так что уже ничему не приходилось удивляться, наблюдая вблизи часть депутатского корпуса, избранную под флагом «ДемРоссии». В финале августовского путча, когда Лиходеев загорал

в Ялте, все эти демократические активисты, испугавшись разоблачения, двинулись к центральному офису на Лубянке. Хотя наверняка, каждому из них звонил куратор и предупреждал. Но одно дело быть просто каким-нибудь администратором, а другое дело рисковать депутатским мандатом из-за какой-то карточки учёта агентов. В общем, еле угомонили, заняв толпу «демократов» зрелищем демонтажа статуи Дзержинского и пообещав составить из видных представителей «демшизы» особую комиссию по делам лубянских архивов. И что удивительно, ни один «демократ» в результате работы этой комиссии не пострадал, что, конечно же, должно свидетельствовать о чистоте демократического движения и полном бездействии КГБ в последние годы «перестройки».

Августовский путч ГКЧП действительно сильно изменил судьбу и даже облик «демократов», которые в одночасье потеряли главный смысл своего политического существования. Сначала получили по ушам от своих кураторов из спецслужб, потом – от «новых русских», которые оказались спецслужбам ближе. Но смертельным испытанием для «демократов» стали вовсе не удары, а холодные объятия масс-медиа. Все эти прямые трансляции и постоянное внимание, провоцирование слабых духом «демократов» на бездумные слова и действия – превратили безобидных и лояльных администраторов в несчастную «демшизу».

Нужно сказать, что и «свободная» пресса времён «прихватизации» недалеко ушла по своим качествам от «демшизы». Оба коллективных субъекта были возбуждены происходящим без них дележом пирога и решительно жаждали превращения руководства Варьете по своему образу и подобию. Под ударом оказался финдиректор Ельцин, который вовсе не управлял сеансом финансовой магии в эрэфийском политическом театре, а только подписывал приказы и платёжки, надеясь как-нибудь уцелеть. Отсутствие тени и статус вампира у Варенухи, как и у Геллы означает, что «демократы», как и «свободная пресса» были бесплотными симулякрами без социальной опоры, одной лишь видимостью, прикрывающей сервильную и разрушительную сущность.

Фаготовский фокус с червонцами-ваучерами мы уже разъяснили. Что касается магазина на сцене, то участие в нём Геллы, то есть «свободных» масс-медиа наряду с «новым русским» Бегемотом сразу наводит на правильное толкование. Это дефиле с участием многих милых дам неглиже – не что иное, как беспардонная реклама, следование обещаниям которой оставило без штанов не одну семью. А тот мужичок, который вышел на сцену ради обувки для жены – это не иначе как Лёня Голубков из рекламы «МММ».

Неразгаданным персонажем из сеанса Варьете остался конферансье. Судя по тому, что охоте на тигров уделено особое внимание в 24 главе, а сам Бенгальский окажется соседом Босого в клинике Стравинского, здесь мы тоже имеем дело с каким-то третьим слоем смыслов. Но образ Бенгальского должен иметь разгадку и в контексте «политического театра». На кого же из политических субъектов постсоветского Варьете мог так осерчать Бегемот, то есть новорусская олигархия? Дело, напомним, происходит сразу после раздачи червонцев, то есть «ваучеров». И кто же из серьёзных политических субъектов пострадал, остался без головы, но затем был амнистирован? Есть, есть такой субъект – называется «российские коммунисты». В период подготовки «прихватизации» были запрещены две организации – КПРФ и так называемый Фронт национального спасения. Вторая из них – это тоже симулякр, а вот КПРФ действительно была обезглавлена, но «тело» местных первичных парторганизаций осталось живым. Согласно решению конституционных судей в конце 92-го к телу было опять разрешено приделать голову в лице прежнего партийного руководства.

После сеанса ваучерной магии и ночного покушения на Римского из руководства Варьете

остаётся только бухгалтер Василий Степанович с нежной фамилией Ласточкин, решивший направить отчёт в вышестоящую организацию – Зрелищную комиссию. Постойте, скажет внимательный читатель, какая ещё может быть вышестоящая организация над Ельциным и над Хасбулатовым, над президентом и депутатами, неважно «демократами» или «коммунистами»? И как всегда не угадает. Дело в том, что в 1990-93 годах над Верховным Советом, и над Президентом, и даже над Конституционным Судом формально существовала высшая инстанция – Съезд народных депутатов, имеющий право решать любой вопрос. Только собирался Съезд нечасто, но уж если собирался, то зрелищности этой комиссии было не занимать, это правда.

Что же может символизировать форма без корпуса, пустой костюм без тела, подписывающий как ни в чём не бывало документы? Не иначе как речь идёт о десятом Съезде народных депутатов, который должен был решить судьбу руководства Варьете, но не смог, потому как был лишён полномочий от имени конституционного процесса (указ №1400 от 21.09.93). В результате большая часть депутатов и сотрудников разбежались, а остался лишь технический персонал, да персональные помощники и секретарши Прохора Петровича, олицетворяющего тот самый депутатский корпус. Формально Съезд был созван и даже утверждал какие-то акты, но самого корпуса, в смысле кворума внутри этой формы не было. Председатель Конституционного Суда Валерий Дмитриевич Зорькин, а именно он дополнял триаду руководства Варьете, очень хотел пообщаться с депутатским корпусом и руководством Съезда. Но в протоколе заседания КС отражено, что судьи были лишены такой возможности.

Подтверждением нашей версии насчёт Зрелищной комиссии как Съезда, является визит регента в городской филиал комиссии. У Съезда народных депутатов действительно был городской филиал под названием Моссовет. Всякий, кто был знаком с последним созывом этого уважаемого органа, должен оценить метафору насчёт трёх грузовиков не вполне вменяемых активистов. Между прочим, в октябре 93-го из Моссовета действительно увезли за город и интернировали самых активных депутатов. А вот визит в городской филиал интеллигентного демагога Коровьева напоминает о митинге либеральной общественности, взявшей в кольцо Моссовет.

Так что при желании и минимальном знании политических реалий начала 1990-х практически весь сюжет, связанный с сеансом в Варьете, можно расшифровать в самых мелких подробностях. Немного сложнее с главами с 3-й по 6-ю, в которых главным действующим лицом является Бездомный, преследующий Воланда. Но мы всё же попытаемся разобраться.

26. День и ночь

Можно понять, зачем Булгаков подробно зашифровал в шести или семи главах события примерно трёх или четырех лет начала 1990-х. Причина та же самая, что и в попытке Воланда убедить Берлиоза в существовании хотя бы дьявола. Если бы Берлиоз поверил, то не помчался бы, сломя голову, докладывать, куда следует, о безумном консультанте. А там, глядишь, поразмыслив над сообщённой ему благой вестью, и сам не пошёл бы на заседание в Массолит. Видимо, точно такой же шанс Воланд, то есть творческий дух Автора «Мастера и Маргариты» желает дать и каждому из нас.

Нет, разумеется, трудно ожидать, что все читатели всерьёз воспримут сообщение о том, что Булгаков – это наш русский Нострадамус, который за полвека до событий 1991-94 годов предвидел многие детали и черты действующих лиц. И в самом деле, подумаешь, какие-то тридцать-сорок совпадений. Каждое из них по отдельности можно поставить под сомнение. Значит, и картина, составленная умелым трюкачом из сомнительных деталей, не может восприниматься всерьёз. Можно не обращать внимания, и спокойно вернуться в привычный круг суеты, заседаний и банкетов. Берлиозу Воланд тоже ведь ничего не запрещал, только честно предупредил.