MMIX - Год Быка
Шрифт:
Вы скажете – а как же тогда Великая Русская революция? Но в том-то и дело, что Российская империя, а потом Советский Союз объединяли не одну нацию, а множество близких, но разных народов. Включая будущих украинцев, и кавказцев, и латышей с евреями, для которых внешняя материалистическая основа объединения была необходима, как и французам в 1789 году. Но эта революция всё равно является Великой Русской, потому что наличие внешних мотивов у части участников не отрицает глубокого внутреннего мотива у большинства. Потому Великая революция была и остаётся столь противоречивой – одновременно русской и антинациональной, материалистической и духовной, радикальной и консервативной.
Сегодня же, после завершения важных этапов внешней материальной и внутренней духовной работы по формированию общей цивилизации, Россия добровольно отпустила в свободное плавание созданные с её помощью
Теперь, после политологического экскурса и прогноза, можно приступить к истолкованию последней части 21 главы – собственно «шабаша» на болоте. Для начала, пока не сильно ушли от политики, разъясним образ подвыпившего толстяка в одном лишь чёрном шелковом цилиндре. В этом нам поможет французской имя Клодины, с которой тот спутал Маргариту. Впрочем, признание одной ошибки вовсе не означает, что и насчёт «светлой королевы Марго» он не заблуждается. Так вот, Клодина. Имя это встречается в массе французских романов и пьес, не говоря уже о газетах. Но сначала мы обязаны заглянуть в первоисточники, наиболее близкие Автору. Достаточно заглянуть в пьесы Булгакова, чтобы составить список: Пушкин, Гоголь, Толстой, Сервантес, Мольер. Последний должен быть на особом подозрении как французский драматург. И правда, практически сразу обнаруживаем у Жана-Батиста Мольера комедию «Жорж Данден или Одураченный муж». Совпадения с сюжетом и образами слишком явны. Здесь и сцена в 3-м действии, когда хозяйку путают со служанкой Клодиной. В конце пьесы герой получает от жены обвинение, что от него разит винным запахом, и вообще он низко пал. Но затем обвиняемый действительно падает на колени и будет прощён.
В чём же смысл этой аллегории в контексте или в контекстах Романа. Во-первых, сюжет пьесы Мольера в целом напоминает сюжет 21 главы, когда госпожа и служанка сбегают из дома, оставляя в дураках мужа. Ещё более важная подробность заключается в социальном статусе господина Дандена. Это сельский парвеню, разбогатевший выскочка, женившийся на дворянке и требующий от жёниной родни отношения к себе теперь как к высокородному господину. Шёлковый цилиндр толстяка тоже намекает на стереотипный образ капиталиста. То есть в конце 21 главы речь может идти о нуворише, который вдруг остался без штанов, оставив их где-то на берегах Енисея. Удивительно, но факт – именно на этих берегах составили состояния многие российские олигархи — Дерипаска, Потанин, Прохоров. Последний к тому же именно во Франции попал в скандал, в ходе которого был обвинён новой «роднёй» в неподобающем поведении. Однако река Енисей является символом также и мест отдалённых, где уже пребывают некоторые из бывших олигархов. В этом случае, возвращение толстяка с Енисея тоже может иметь политический смысл, но и в этом случае он не только получает амнистию, но и падает в глазах окружающих, сохраняя верность революции сверху. Тоже возможный вариант.
Хотя нам важны не отдельные биографии, а образ всего сословия. Ещё год тому назад, до начала острой фазы мирового кризиса, такое предсказание в отношении всех олигархов сочли бы глупой шуткой. А сегодня ситуация совсем иная, и ради «возвращения штанов» капиталисты будут готовы присягнуть музе революции. Немаловажным для нас является жанр мольеровской пьесы об обманутом муже – это фарс в чистом и неприкрытом виде. Но между прочим, именно с французскими революциями связана известная формула Гегеля о повторении истории в виде фарса. Это ещё один намёк на неглубокий, верхушечный характер предстоящего разгула фантазии столичной публики.
У нас в запасе остался ещё один, последний поворот четвёртого ключа – мы можем сравнить финал 21 главы с сюжетом главы 19-й, точнее – с трагической его частью. Пародирование имеет место и здесь: сначала идут воспоминания о совсем недавнем прошлом, затем разговор с Наташей, в котором Маргарита дарит ей уже не духи, а надежду. Затем героиня неспешно направляется к реке, к крутому обрыву, напоминающему стену с башнями. Издалека слышится музыка, но не похоронная как в трагическом прототипе, а весёленькая. Затем с героиней пытается познакомиться накоротке мужчина, и тоже вынужден
Теперь снова вспоминаем, какое идейное содержание мы обнаружили в 19 главе. Кажется, это было преодоление субъективности или что-то вроде того. Здесь же, в последней части 21 главы мы видим, наоборот, преодоление неуверенности в себе, испытание в умении быть собой, не Клодиной, и не Марго. Этот последний штрих добавляется к овладению интуицией и тренировке внимательности к деталям. В целом же 21 стадию нужно будет так и назвать «Полёт фантазии».
Вот, пожалуй, и всё, хватит с нас этих фантазий! Но нет, ещё одна мысль забрела в голову и просится в общее стадо. Во-первых, мы так и не разъяснили, для чего в сюжете появлялись русалки? И потом мы совсем забыли про бедного Иванушку, дух будущей гуманитарной науки. Неужели Автору он уже неинтересен? Если даже и так, то мы восполним этот пробел. Очевидно, что 21 стадию Полёта фантазии должна пройти любая Идея и соответствующее сообщество. Только вот какое отношение к новой антропологии может иметь описание шабаша с русалками и ведьмами? Вы себе можете представить научный трактат с таким содержанием? Вот то-то же! А я могу.
Более того, я в своем журнале от 08.08.08 давал не только ссылку, но и рецензию именно на такое научное откровение. Вот это действительно безудержная фантазия. Хотя в научном контексте будет правильно называть такую основательную фантазию рабочей гипотезой. Новая гипотеза происхождения человека, теория антропогенеза действительно повествует о первобытных русалках, ведьмах, царевнах-лягушках, поющих свои песни на болотистом островке далёкой реки. Самое удивительное в этой вполне научной гипотезе, что она непротиворечиво соединяет эволюционизм и креационизм в единой теории происхождения человека. Впрочем, в эту последнюю фантазию я даже не призываю верить. Если кому-то интересно, можно прочитать и убедиться, насколько это серьёзно или наоборот. А всех остальных, кто не желает оставаться с русалками, прошу обратно в Москву, где назревают новые события.
47. Портрет сатаны
«...Так кто ж ты, наконец?
– Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо».
Вот мы и добрались в своём восхождении к кульминации сюжета Романа. И далее не можем уклоняться от ответа на заглавный вопрос о том, что за бессмертная идея скрывается за карнавальной маской Воланда. Или это вовсе даже и не маска? Заметим для начала, что предшествующие усилия по поиску смыслов, скорее, увеличили неопределённость в отношении самого главного героя Романа. Ведь только Воланд присутствует в этой драме от первого действия до последнего, занимая умы прочих героев и героинь. И даже когда мы расшифровали остальные образы, прояснили идеи, скрытые за театральными масками героев, сценический образ Воланда остаётся неприступным и таинственным:
«Два глаза уперлись Маргарите в лицо. Правый с золотою искрой на дне, сверлящий любого до дна души, и левый – пустой и черный, вроде как узкое игольное ухо, как выход в бездонный колодец всякой тьмы и теней. Лицо Воланда было скошено на сторону, правый угол рта оттянут книзу, на высоком облысевшем лбу были прорезаны глубокие параллельные острым бровям морщины. Кожу на лице Воланда как будто бы навеки сжег загар».
Впрочем, уже и то неплохо, что мы вообще начали замечать разницу между маской и истинным лицом героев Романа. Признаемся честно, раньше это нам не удавалось – и мы действительно полагали, что надевший на себя маску жалкого бродяги Иешуа – это и есть настоящий образ великого Учителя, создавшего великую Мистерию. И что Иуда – действительно предатель по жизни, а не любимый ученик, гениально сыгравший роль величайшего Предателя. А ещё мы вместе с героиней верили, что образ любящей и требовательной музы вовсе не был маской для невротических комплексов. И только чистосердечное признание, что тётя была злой, даёт теперь шанс поменять местами маску и сущность – по-настоящему любящей женщине надеть маску ведьмы. Ну и, наконец, мы должны помянуть добрым словом Аннушку-Чуму, благодаря которой мы обнаружили этот приём Автора, который за маской старой ведьмы скрыл не кого-нибудь, а музу русской поэзии.