Мне из Кремля пишут
Шрифт:
Ну, а слова М.А.Бекетовой можно подкрепить признанием Самуила Мироовича Алянского (1891–1974), основателя издательства «Алконост», где печатался Блок: «В апреле 1921 года здоровье Александра Александровича заметно ухудшилось: он часто уставал и жаловался на сердце». И тоже специально для Сванидзе: «Продовольствие Блок получал по карточкам, как и все граждане. Дополнением к этой норме были пайки, которые выдавались некоторыми организациями своим сотрудникам. Блок получал два, а иногда три таких пайка: по Дому учёных, как писатель, и по Большому драматическому театру, как служащий, а в последнее время он получал ещё паёк по журналу «Красный милиционер». Блок получал гонорары и зарплату,
Андрей Турков в биографическом словаре «Русские писатели XX века» (М., 2000) пишет: «Блок весной 1921 года смертельно заболел. Попытки Горького и др. добиться для поэта разрешения на выезд за границу для лечения остались безуспешными» (с.98). Смертельно — да, безуспешными — неправда.
Вопрос о выезде деятелей культуры за границу был тогда очень сложен. С одной стороны, страна бедствовала, и некоторые писатели, артисты, художники были обречены здесь на скудное существование и хорошо бы им съездить в более сытые края, а иногда и для лечения, для санаторного отдыха, которого тогда в России не было. Голод, даже недоедание люди переносят по-разному. Нина Берберова вспоминала, как в 1944 году после освобождение Парижа она решила отметить свой 43-й день рождения. Раздобыла где-то колбасы и сделала бутербродики по числу приглашенных русских писателей. Первым пришёл Бунин, и сразу — в столовую. А именинница встречала в прихожей гостей. Когда все вошли в столовую, она взглянула на стол и ужаснулась: бутербродики стали просто кусочками хлеба: всю колбасу с них съел Иван Алексеевич Бунин, дворянин, классик, тонкий стилист, Нобелевский лауреат. Может, благодаря тем кусочкам колбасы и дожил до 83 лет.
Иначе держался в голодное время, например, Маяковский:
Не домой, не на суп, а к любимой в гости две морковинки несу за зеленый хвостик.И нет сомнений, эти морковинки он по дороге не съел, принёс по назначению, ибо признавался:
Мне — легше всех. Я — Маяковский. Сижу и ем кусок конский.Между прочим, тоже дворянин. Но не все даже разночинцы могли сидеть и не всех даже простолюдинов радовал кусок конины.
Это одна сторона проблемы, а с другой, иные из уехавших, начинали заграницей антисоветскую деятельность. Но самое главное, надо же было постараться сберечь для страны культурные силы. И вот как быть? 10 мая 1921 года Политбюро разрешило отъезд за границу знаменитого Шаляпина, но — «при условии гарантии со стороны ВЧК, что артист возвратится. Если ВЧК будет возражать, вопрос пересмотреть». Видно, ВЧК побожилась. И первый раз, погуляв с полгодика по заграницам, Шаляпин вернулся. А чем дело кончилось во второй раз, всем известно. В 1927 году великого невозвращенца и звания Народного артиста лишили. В те дни Маяковский, уже давно забывший о конине, рявкнул:
Вернись сегодня этот артист опять на русские рублики, я первый крикну: — Назад катись, народныйА 18 мая 1921 года руководители Иностранного отдела ВЧК писали в ЦК В.М.Молотову: «Ещё раз обращаем внимание ЦК на совершено недопустимое отношение Нарком-проса к выездам художественных сил за границу. Огромное большинство артистов и художников, выезжающих за границу, являются потерянными для Советской России по крайней мере на ближайшие годы. Кроме того, многие из них ведут явную или тайную кампанию против нас за границей.
Из числа выехавших за границу с разрешения Наркомпроса вернулось только 5 человек, остальные 19 не вернулись, 1 (Бальмонт) ведёт самую гнусную кампания против Советской России. (А было специальное решение Политбюро 20 декабря 1919 года об улучшении его обслуживания. — В.Б.).
Что касается 1-й студии Художественного театра, ВЧК уверенно может сказать, что она не вернётся. Все артисты театра, находящиеся сейчас за границей, пользуются там огромным успехом и великолепно живут в материальном отношении» (Власть и художественная интеллигенция. М. 1999. С.18).
И ещё 28 июня того же года — опять в ЦК В.М.Молотову: «В ИноВЧК имеются заявления ряда литераторов, в частности, Венгеровой, Блока, Сологуба о выезде за границу. Принимая во внимание, что уехавшие за границу литераторы ведут самую активную кампания против Советской России и что некоторые и них, как Бальмонт, Куприн, Бунин, не останавливаются перед самыми гнусными измышлениями, — ВЧК не считает возможным удовлетворять ходатайства» (об отъезде) (Там же, с. 20–21). Даже столь демократичный Куприн!
8 июля нарком просвещения Луначарский писал наркому иностранных дел Чичерину, в Особый отдел ВЧК Менжинскому и управделами Совнаркома Горбунову: «Общее положение писателей в России очень тяжелое. Вам, вероятно, известно дело об отпуске за границу Сологуба и просьба о том же Ремизова и Белого; но особенно трагично обернулось дело с Александром Блоком, несомненно, самым талантливым и наиболее нам симпатизирующим из известных русских поэтов. Я предпринимал все зависящие от меня шаги, как в смысле разрешения Блоку отпуска за границу, так и в смысле его устройства в сколько-нибудь удовлетворительных условиях здесь. В результате Блок сейчас тяжело болен цингой и серьёзно психически расстроен, так что боятся серьёзного психического заболевания. <…> Поэтому я ещё раз в самой энергичной форме протестую против невнимательного отношения ведомств к нуждам крупнейших русских писателей и с той же энергией ходатайствую о немедленном разрешении Блоку выехать в Финляндию для лечения» (Там же, с.22)
Понятное дело, что в просьбах нередко прибегают к преувеличениям. Но можете ли вы, читатель, представить авторами даже смягченного варианта подобного письма о нуждах русских писателей Швыдкого, Авдеева или Фурсенко? Да они, как Сванидзе, и слово-то «русский» не смеют, не желают произнести! За это в Фурсенко недавно во время его выступления в Южном федеральном университете (Ростов-на-Дону) студент исторического факультета Евгений Мельников запустил тухлое яйцо. Прекрасным историком будет Евгений!
11 июля года Луначарский пишет Ленину: «Поэт Александр Блок <…> тяжело заболел нервным расстройством. По мнению врачей, единственной возможностью поправить его является временный отпуск в Финляндию. Я лично и т. Горький об этом ходатайствуем. Бумаги находятся в Особом отделе. Просим ЦК повлиять на т. Менжинского в благоприятном для Блока смысле» (Там же, с.24).
В этот же день Ленин прочитал письмо и наложил резолюцию: «Тов. Менжинскому! Ваш отзыв? Верните, пожалуйста, с отзывом» (Там же). В этот же день Менжинский пишет Ленину: