Мне как молитва эти имена. От Баха до Рихтера
Шрифт:
Конечно, я не вполне беспристрастен: ведь для меня лично этот дуэт, Бетховен и Рихтер, на протяжении десятилетий был едва ли не главной опорой и стимулом в жизни:
Я нынче праздную свободу —
Я это право заслужил —
Живу безбедно на гроши,
Жую сухие бутерброды
В успокоение души,
Да размышляю понемногу,
В чем прав я был, а в чем виновен...
Напоминают мне про Бога.
Помимо Бетховена есть еще несколько композиторов, словно воскресших именно в исполнении Рихтера; это прежде всего Гайдн, Шуберт и, в моем понимании, Бах. Многие предпочитают, правда, Гульда, считая что рихтеровский Бах чересчур романтичен. Мне непонятны подобные рассуждения, но это, в конце концов, дело вкуса. А вот с чем я категорически не могу согласиться, так это с широко распространенным заблуждением, что Рихтер неудачно играл Моцарта и Шопена. Ну, о Моцарте Рихтер и сам высказывался в том плане, что никому почему-то не удается его хорошо сыграть. Видимо, он был недоволен (как обычно) и собственным исполнением. Вместе с тем, Рихтер постоянно играл Моцарта, и я не знаю другого пианиста, которому столь глубоко и сильно удалось бы воссоздать наиболее любимые Бетховеном 20 и 24 концерты. Но еще более поразительным является, на мой взгляд, исполнение Рихтером нескольких юношеских сонат Моцарта. В техническом плане они настолько просты, что их разучивают уже в 6-7 классах музыкальных школ, — этакая изящная, легкая музыка, ничего гениального. Как бы не так! Под журчащими струйками оказывается таятся удивительные сокровища, о существовании которых никто и не подозревал — возможно, даже сам юный Моцарт. Но интуитивно он по дну их рассыпал, и вот спустя 200 лет нашелся «аквалангист», способный заглянуть под поверхность.
Что касается Шопена, одного из самых любимых композиторов Рихтера, то всякие обвинения в его, Рихтера, адрес и вовсе какой-то абсурд. Все дело в том, что Шопен многолик, вспомните, что писал о нем Гейне. Эта многоликость Шопена допускает многообразие возможных трактовок. У Корто и Софроницкого, при всем их различии, Шопен прежде всего романтик, Мальцужинский подчеркивает его мужественность, Микеланджели, особенно в поздний период своего творчества, — трагизм, Рубинштейн, напротив, — светлые стороны... И только Рихтеру, как мне кажется, удалось в полной мере воплотить всю непостижимую многоплановость этого гения; его Шопен и горд, и крылат, мятежен и отважен, и душа его нежна и кровоточит... Но, пожалуй, более всего поражает в рихтеровском Шопене другое, совершенно неожиданное, казалось бы, качество: мудрость! Я долго размышлял, откуда бы ему взяться, ведь Шопен творил и умер таким молодым. Однако же вот и Гейне написал: «любимец тех избранных, которые ищут в музыке высочайших умственных наслаждений», умственных, а не чувственных! Мне кажется, Рихтер играет Шопена так, как тот, возможно, сам бы исполнял свою музыку, проживи он немного дольше, если только это не было присуще ему уже в те, отпущенные ему, годы.
... Посыпьте главы пеплом, философы и мудрецы —
Все ваши откровенья —
Ничто в сравнении с прелюдами Шопена!
Впрочем, я не хочу, чтобы за разговорами о мудрости у кого-то возникло сомнение, что Рихтеру — Шопену все-таки недостает романтизма. В связи с этим мне припоминается небольшое интервью, данное Рихтером еще в 60-х г.г. На вопрос, почему молодые исполнители все больше тяготеют к старинной либо современной музыке, тогда как сам Рихтер больше играет романтиков, Святослав Теофилович ответил примерно так: «Потому что и старинную и современную можно сыграть на одном интеллекте. Романтическая же музыка требует полной душевной самоотдачи, а это, знаете ли, нелегко.»
Но хватит об этом. Все никак не укладывается в сознании, что о Рихтере-человеке приходится говорить в прошедшем времени. А сказано о нем при жизни — я имею в виду печатное слово — было удручающе мало. Ладно, попробую поделиться с вами своим представлением — опять же «маленький портрет в барочной раме» — за неимением большого, написанного мастерской кистью Ильи Репина или Рембрандта.
Рихтер был в прямом смысле слова большой человек — высокий, выносливый, сильный. Настолько сильный, что был способен разгуливать — и получать от
Рихтер страстно любил путешествовать, больше всего на машине, меньше всего самолетом; «Мне интересно бывать там, где я не был», — говорил он. Благодаря Чемберджи нам кое-что известно о двух его беспрецедентных «трансроссийских», включая Среднюю Азию, концертных поездках в 1986 и 1988 г.г. — с востока на запад и в обратном направлении. Рихтер сам детальнейшим образом «прокладывал курс», стараясь не пропустить ни одного маленького попутного городка, и бывал крайне огорчен, если в каком-нибудь не оказывалось рояля. Я до сих пор не понимаю, как и на чем он играл, а более всего — кто же там его слушал! Однако, слушали же — и еще как, хотя в своих программах он не делал различий между Новым Йорком и Нью-Ургалом. «Все надо делать по-настоящему, с уважением к тому, что делаешь», — таково было его убеждение.
Его странствия по свету продолжались и в 90-ые годы, после операции на сердце, которую ему сделали в Германии примерно через год после завершения его второго трансроссийского турне. Слово Терехову:
— Он все время переезжает, нигде не останавливаясь надолго. Чаще он в Европе, реже — в Японии /.../ С наступлением холода он все дальше продвигается на юг, к Сицилии. Он едет за солнцем в своей небольшой, удобной машине, составив самый точный план ежедневных переездов, почти всегда небольших. Останавливаясь в намеченном месте, он отдыхает, играет концерт и отправляется дальше. Так ездит он по дорогам Европы, не всегда многолюдным, заезжая иногда в весьма отдаленные места.
Как не похоже все это на обычную жизнь знаменитого концертирующего музыканта!
Пусть сухопутные по ветру держат нос;
Мы — мореходы,
Наш девиз:
Держать нос против ветра!
Лицом встречать волну
И неуклонно, год за годом, метр за метром
Через штормящий океан, чье имя ЖИЗНЬ,
Вести вперед свой челн.
Рихтер был необычен во всем. К примеру, у него был несомненный дар композитора — Чемберджи была просто потрясена, когда он однажды сыграл ей свои детские сочинения, — он мог бы стать крупнейшим дирижером, оперным постановщиком, вне всякого сомнения — художником, но он всецело посвятил себя только роялю. Дома он гениально играл с листа партитуры Вагнера, а на публике избегал любых переложений — даже Бузони и Листа. Зато не в пример большинству выдающихся солистов очень много играл в ансамблях, не гнушаясь даже ролью аккомпаниатора — вспомните его несравненные дуэты с Дорлиак и Писаренко, Фишером-Дискау и Шрайером. Рихтер никогда не преподавал в консерватории, но сколько же он сделал для становления таланта Кагана, Башмета и Гутман, как вырос, выступая с ним, квартет «бородинцев», какую школу прошел созданный по его инициативе студенческий консерваторский оркестр!
Рихтер чрезвычайно много читал, был редкостным знатоком и ценителем живописи, архитектуры, драматического театра и кино, причем, обладая феноменальной памятью, запоминал прочитанное и увиденное на всю жизнь. Правда, сам он говорил, что запоминает только то, что ему интересно, а интересно ему было, видимо, все — даже то, что не нравилось! Поразительно: при такой необъятности кругозора Рихтер до 22 лет, пока не поступил в класс Г.Нейгауза, ничему систематически не учился! Но и учился он не, «как все», сам же рассказывал: