Мне нравится твоя ложь
Шрифт:
Меня пробивает дрожь.
— Тихо, — произносит низкий голос в темноте.
Кип. Облегчение наполняет меня, хотя и не должно. Я не могу ему доверять. Он говорит со мной, словно я — животное, лошадь, которую ему нужно обуздать, но именно поэтому я не встаю на дыбы. И, возможно, это — то, что я собой представляю, потому что мой инстинкт кричит мне сражаться.
Он убирает ладонь с моего рта, и я шиплю:
— Что ты делаешь?
Ненавижу свой дрожащий голос.
—
Вот, чего я боялась. Но если он хочет навредить мне, ему придется постараться получше. Я заставлю его бороться за это. Игра на выживание. Я даже не знаю, что это значит. Просто знаю, что не могу ему доверять.
— Отвали от меня.
Не ожидаю, что он послушает, но он это делает. Кип отступает. Достаточно для того, чтобы свет фонаря дал оценить высоту его роста и ширину плеч. Я все еще не вижу его лица. Кип — всего лишь тень, глубокий голос, озвучивающий только один вопрос:
— Кого ты боишься?
Тебя.
— Мужчин, которые тащат меня в переулки.
— Я не собираюсь причинять тебе боль. Хочу только поговорить.
— Поэтому поцеловал меня тогда?
— Это было непреднамеренно. Ты так хорошо пахла.
— Я пахла так, как пахнут люди, протанцевав на сцене несколько часов. Чем я и занималась до этого.
Он наклоняется, вдыхая у моего виска. Вдыхая меня.
— Так чертовски хорошо.
Это не должно быть комплиментом, не тогда, когда он ведет себя как пещерный человек, но, Боже, от этого еще лучше. Более первобытно. Более реалистично.
— Хорошо, ладно, я — стриптизерша в дерьмовом районе. У девушки от этого может выработаться комплекс.
Он бросает взгляд вдоль улицы, словно никогда не видел ее раньше.
— На тебя часто нападают, не так ли?
— Не часто. Я осторожна. — Если брать в расчет то, что я вообще его не видела. Он как лев, скрывающийся в высокой траве. Только в данном случае трава — это высокие здания из стали и бетона. В момент, когда газель видит его, становится слишком поздно.
— Тогда почему ты здесь работаешь? — спрашивает он.
Я закатываю глаза.
— Давай не будем этого делать.
— Делать что? — Он выглядит таким чертовски невинным со своими широко распахнутыми глазами. Он точно знает, о чем я говорю.
— Играть в спасителя.
— Играть в спасителя, — вторит он.
— Знаешь, это когда ты спрашиваешь о моей проблеме, как будто тебе не все равно.
— Тем не менее, мне действительно не все равно. — Его губы изгибаются. — Немного.
Это заставляет меня фыркнуть.
— А затем ты предлагаешь мне помочь. Можешь дать мне сотню баксов. Или, эй, вот идейка получше: я могу начать жить с тобой, не платя за аренду. Все, что мне нужно делать, это трахать тебя каждую ночь.
—
— А потом свалить, когда ты устанешь от меня.
Мгновение он молчит.
— Вау, а ты действительно думаешь, что я ублюдок.
Что-то в моей груди скручивается. Я могла просто позволить ему высказаться. Скорее всего, он нес бы то же самое дерьмо, что слышала каждая стриптизерша, только я не дала ему попытаться, да?
— Прости. Я не должна была...
— Нет, я имею в виду, ты права.
— Неужели? — Меня не удивляет, что я права. Меня удивляет, что он это признает.
— Я — ублюдок, — говорит он. — Настолько, чтобы взять с тебя твою долю аренды, это точно. И готовить мы будем по очереди.
Улыбка трогает мои губы.
— Слишком скоро?
— Немного. Я мог бы дать тебе двадцатку. Начнем с малого.
Я закатываю глаза.
— Ладно, возможно, я перескочила сразу к выводам.
Он замолкает, становясь серьезным.
— Нет, ты права, я несу бред. Это не совсем то, что я хочу от тебя.
— Так чего ты хочешь?
Он замолкает.
— Проводить тебя домой. Можно? Завтра.
Это — самая приятная вещь, о которой меня когда-либо спрашивали. Как держаться за руку, как поцелуй в щеку. Я одинока настолько, что это кажется невозможным, а я не верю в миражи. Может быть, какой-то части меня нравится находиться в пустыне.
— А сегодня?
— Сегодня... — Он скользит рукой вниз по моему бедру, зажимая меня между стеной и своим телом. — Сегодня мы можем сыграть в игру.
— Только не в спасителя, — шепчу я.
Кип пробегает языком по моей шее, его рука оказывается подо мной, приподнимая выше, пока мои ноги не отрываются от земли.
— Не рассчитывай, что я спасу тебя, Хани. Я только разочарую.
Но он не разочаровывает. Невысказанное обещание чувствуется в его пальцах, которые находят мою киску и потирают по ней через мои штаны для йоги — настойчиво и быстро. Мой стон оказывается в ловушке его рта, его губы припадают к моим, а язык погружается в меня глубоко и грубо.
— Тогда что это за игра? — спрашиваю я, дрожа, когда он принимается покусывать мое плечо.
— Игра заключается в том, что тот, кто кончает первым… проигрывает.
Мой смех превращается во вздох, а так как его жесткая длина направлена на мой клитор, одежда кажется тоньше воздуха. Мы раскачиваемся, обретая ритм, чувствуя его в наших сердцах и в наших телах. Из-за стены доносится бит, музыка чьего-то выхода на сцену, чье-то ругательство, и мы используем этот бит, делая своим собственным, извиваясь друг перед другом, пока нас не охватывает жар.
Затем внезапно я возвращаюсь на землю.
Я бы упала, если бы не его руки, которые возвращают мне равновесие, когда он разворачивает меня.