Мне нравится твоя ложь

Уоррен Скай

Найдешь ты тот ключ, что сокрыт под землей.

Что, если она говорила о буквальном ключе?

Все думали, что у моей матери были драгоценности. Или у отца Кипа. Но что, если они все это время были у его матери? Я чувствую родство с этой женщиной, с которой никогда не встречалась, достаточно, чтобы предположить, что она не хотела бы использовать то, что получила от дел своего мужа. Она осталась в этом скромном доме. Хотя, могла ли она полностью отказаться от драгоценностей? Смогла бы она выбросить их, отдать их, зная, что ее сын может когда-нибудь воспользоваться

ими? Я не уверена, что сама смогла бы, подумав о том, что Клара могла бы сделать с такими деньгами. Точно так же, как я использовала имя Байрона в случае с судьей, чтобы убедиться, что Клара может остаться со мной. Мы сделаем все для людей, которых любим, даже станем полагаться на тех, кого ненавидим.

Вставая, я беру книгу в руки и бегу во двор.

— Кип!

И тут же чувствую раскаяние, когда вижу его на лестнице. Что, если бы мой испуганный крик стал причиной того, что он бы упал? Хотя он и не выглядит удивленным, и даже не пошатнулся. Вместо этого он наклоняется к металлической лестнице так же небрежно, как если бы это была стена, и будто он не находился в пятнадцати футах от земли.

— Доброе утро. — На нем те сапоги и те джинсы, которые мне нравятся. Его ноги выглядят невероятно сильными и великолепными.

Я останавливаюсь поглазеть мгновение, признавая, что он мой. Что теперь, словно на сцене, смотреть можно на него, а не на меня.

Он замечает, конечно. Его улыбка скромная, но самодовольная и мужская.

— Что-то нужно, милая?

Ему нравится называть меня так, когда у него на уме секс. В первый раз он внимательно наблюдал за мной, думая, что это может оскорбить меня. Но под таким пристальным взглядом он мог увидеть, что это слово делало со мной — мне становилось жарко. Что я могу сказать? Я — животное, когда дело доходит до него, и я была обучена тому, чтобы мне нравилось это слово, слетевшее с его языка, чтобы нравилось то, что он делает со мной, что говорит.

Но сейчас я не могу отвлечься. Я поднимаю книгу.

— Мне нужно поехать в «Гранд».

Его лицо темнеет.

— Зачем?

— Кажется, я знаю, о чем это стихотворение. И вроде бы знаю, где она спрятала драгоценности.

* * *

Мы стоим перед фонтаном. Раньше он был разбит, статуя отсутствовала, и осталась только дыра там, где она должна была быть. Отверстие, в которое кто-то мог что-то положить. Понадобится строительный инструмент, чтобы раздолбить ее. Камень крошится на куски. Его никогда не удастся отремонтировать.

И Кенди, и Лола — обе здесь, хоть «Гранд» откроется только через несколько часов. Они здесь, чтобы увидеть меня. Это похоже на конец.

Но и на начало тоже.

Я обнимаю каждую из них. Мы подруги. Это единственная настоящая вещь, которая получилась из этой истории. Это дружба, рожденная среди выживания и силы, тьмы и огня. Мы прошли этот огонь вместе. Я выбралась живой, но с повреждениями. На моей коже есть шрамы — некоторые из них видны, вроде темно-красных отметин там, куда вошли пули. Некоторых вы не видите, а только чувствуете.

Нижняя губа Лолы дрожит, но я та, кто пускает слезу первой. Это ведь я ухожу. Хоть

я и не хочу возвращаться, мне все же грустно прощаться.

— Приходите ко мне, — говорю я. Часть меня хочет сказать: «Идемте со мной. Бросьте это место», но это было бы неуважением.

У всех нас есть причина для работы в «Гранде». Моя исчезла.

Она грустно улыбается, отстраняясь.

— Тебе лучше найти других подруг.

Богатых подруг, она имеет в виду. Не стриптизерш или проституток, или наркоманок. Я сжимаю ее руки, удерживая рядом.

— Я не жалуюсь на тех, что у меня есть. Я так и не поблагодарила вас за то, что вы сделали для меня и Клары.

После небольшого допроса я смогла спокойно отдохнуть. В ту ночь Клара не видела слишком много, и Иван не распускал руки.

Лола отмахивается.

— Тебе не нужно благодарить меня за это.

— Но я благодарю, — затем более низким голосом спрашиваю: — Думаешь, было неправильно, что я спрятала ее вот так?

Ее темные брови поднимаются.

— Как? Да ни за что. Ты сохранила ей жизнь. Сохранила ее в безопасности.

— Да. — Я знаю, что это правда, но есть часть меня, которая все равно чувствует вину. Наш отец тоже держал нас под видимостью защиты. Возможно, у него не уме тоже были хорошие помыслы.

В ее взгляде читается понимание.

— Послушай ту, кого перебрасывали из одного приюта в другой. Кто не имел семьи, не важно, сколько денег у тебя было или где ты жила.

Я не могу сдержаться. Мне нужно еще раз обнять ее.

— О, Лола.

— Гордись, вот и все. И возьми немного от того, — она кивает туда, где Кип ждет меня. — Вы тоже заслуживаете счастья.

— И ты, — говорю я тихо.

— Конечно. — Опустошение вспыхивает в ее глазах, прежде чем она скрывает его.

Я смотрю на Блу, наблюдающим за нами. Наблюдающим за ней. Его выражение лица невозможно прочесть, и я не могу не задаться вопросом: хочет ли он ее?

Тогда почему не возьмет?

Передо мной снова Лола со сцены, кокетливая и уравновешенная.

— Может быть, я к тебе приду, — говорит она, подмигивая. — Мы можем показать твоему парню то, чем занимаемся. В VIP-зале. Вместе, — она говорит последнюю часть достаточно громко, поэтому Кип слышит. Выражение на его лице и угрожающее и любопытное, взгляд темнеет, что горячит меня.

Лола, будучи Лолой, замечает и смеется. Она возвращается в клуб. Я хмурюсь, когда замечаю, что Блу следует за ней. Что-то между ними происходит. Я буду настаивать, чтобы она действительно навещала меня, и выясню, в чем дело.

Затем есть Кенди. Она напряжена, когда я обнимаю ее.

Я быстро отступаю, не желая отталкивать.

— Спасиб…

— Это все Лола. Поверь мне, если бы это зависело от меня, я бы заставила ее вилять задницей на танцполе до истощения два часа подряд. — Кенди выглядит скучающей, но опять же, так она выглядит всегда, когда находится рядом со мной и Лолой. Она как противоположность. Она может подделать интерес на сцене или на коленях какого-то придурка, но поставьте ее перед людьми, которых она действительно любит, и она превратится в ледяную королеву.