Мне отмщение

Снегов Сергей Александрович

Кирилл

(явно актерствуя). Есть морщины, есть и седина – только они во мне, внутри, а не снаружи.

Белогоров

. Понимаю. Сколько ты вынес!.. А мы уже…

Кирилл

. Считали, что я умер? Знаю.

Белогоров

. Столько лет – и ни словечка, ни весточки.

Кирилл

. Десять лет в тюрьме – без права переписки. А потом… Об этом мы еще поговорим.

Белогоров

. Обязательно поговорим! Ты у нас ночуешь, это

ясно. А какие планы на завтра? На ту неделю? Надолго в Москву? И откуда ты, из каких дальних мест?

Кирилл

. Леня, ты задал столько вопросов, что отвечать нужно весь вечер.

Белогоров

. Тогда скорее ужинать! Шампанское у нас есть?

Тарасовна

. Неужто же не быть!

Надежда

. Кирочка, садись на диван с Леней, а мы быстро всё приготовим.

Кирилл

. Может, помочь?

Белогоров

. Занятие нехитрое – накрывать на стол. Управятся сами.

Мужчины садятся на диван.

Кирилл

. Ты, я вижу, домашний деспот. Ввел сатрапическое правление, как говорили у нас на севере.

Белогоров

. Сатрап из меня не очень… А вот не мешать – просят.

Кирилл

. А ты этим пользуешься. Удобно прикидываться неумехой?

Белогоров

. Только в хозяйственных делах. Моя единственная привилегия – ничего не понимать в хозяйстве. В остальном я в общем нормальный человек, да и работник без особый нареканий.

Кирилл

. Скромничаешь! Думаешь, в своей глуши я разучился читать по-русски? Знаешь, как у нас называется твой «Курс хирургии внутренних органов»? Библией скальпеля! Настольная книга в клиниках. Я внимательно следил, как ты поднимался до всесоюзной знаменитости. Ступенька за ступенькой, ступенька за ступенькой…

Белогоров

. Какая там знаменитость! Именитость – это да, на это я еще соглашусь. Чины и звания – только и всего.

Кирилл

. Лауреат Сталинской премии всё-таки…

Белогоров

. Мало ли кому эти премии давали! Подошла моя очередь получать – получил. Вроде выслуги лет.

Надежда

. Леня, не скромничай! Если кто и получил премию не за выслугу, а за заслугу – так это ты.

Кирилл

. Полностью поддерживаю – как врач-практик и один из незаметных учеников и почитателей профессора Белогорова. Между прочим, на севере я первый оперировал желчные протоки по твоему методу. И не одному человеку продлили жизнь твои искусственные желчевыводящие трубы.

Белогоров

. Не понимаю, Кир! Следил за моей работой, читал мои книги, даже оперировал по моему методу, а чтоб словечко написать, хоть уведомить, что жив, – нет!

Надежда

. Ты ведь не мог не знать, как мы мучаемся от неизвестности! Я начинаю думать, что ты жестокий человек, Кир. Не сердись – я шучу, я знаю, какой ты добрый.

Кирилл

(смеется).

Загадка, правда? А я вовсе не добрый, а жестокий и непреклонный. Я вообще узнал о себе много нового…

Надежда

. Ты не можешь быть таким.

Кирилл

. Я стал таким. Говорю тебе: я переменился. Или, точнее, развился. Реализовал изначально заложенные во мне гены жестокости и прямоты.

Надежда

. Прям ты был и раньше, а вот насчет генов жестокости…

Белогоров

. Насчет генов скажу я. У нас в институте шутят: назовите неприличное слово из трех букв, при упоминании которого все биологические дамы (с бородами и без) краснеют и опускают глаза. Ответ: ген.

Кирилл

. Во второй четверти двадцатого века шарахались от многих слов. (Патетически.) Но близится очистительное время пронзительных признаний и справедливых кар! (Он говорит искренне – но в его голосе столько неуместного и какого-то провинциального пафоса, что все замолкают. Первой спохватывается Надежда.)

Надежда

. Ты не говоришь, а пророчествуешь.

Кирилл

(сбавляя тон и даже пытаясь шутить). А по натуре я и есть пророк. Правда, диплом врача почему-то затушевал для окружающих это внутреннее мое пророческое естество.

Белогоров

. Я всё-таки повторю свой вопрос. В тюрьме у тебя не было связи с внешним миром, согласен, но потом? К профессии хирурга ты возвратился, сколько я понимаю, не в тюрьме, а в лагере. Из лагеря можно было написать в Москву!

Кирилл

. Я уже ответил: мы об этом еще поговорим. А чтоб разжечь твое любопытство, скажу: причины, по которым я молчал, – это такой детектив, что и Честертону не снилось! У него человек был только четвергом, а я теперь – все дни недели.

Надежда

. Не понимаю…

Кирилл

(он всё-таки не может удержаться от многозначительности). Скоро поймешь.

Из сада возвращается Марина. Она с удивлением смотрит на Кирилла.

Надежда

. Кирилл, это наша дочь Марина. Маринка, подойди. Из далекой, несправедливой ссылки возвратился наш старый друг, самый близкий мне и папе человек – Кирилл… Прости, я вдруг забыла твое отчество.

Кирилл

. Петрович.

Надежда

. Кирилл Петрович Трофимов. Люби и уважай его, как мы с папой любим его и уважаем. Он заслуживает и любви, и уважения!

Марина подает руку.

Кирилл

. Так вот ты какая, Маринка! Похожа сразу на мать и на отца. А еще говорят, что ген – неприличное слово! (Оборачивается к Белогорову.) Родилась в тридцать девятом?

Белогоров

. В августе тридцать девятого.