Мне приснился дождь. Сборник рассказов
Шрифт:
Галька, которая второй год училась в Политехе, советовала:
– Ты, Пашка, главное, не тушуйся. Чем выше начнёшь, тем дальше продвинешься.
Поступать они поехали вместе с Арсюхой. Тот вдруг надумал стать моряком. «Белый свет посмотрю, людей, другие города, страны», – говорил он, улыбаясь, и с этой же улыбкой подал документы в мореходное училище. Пашка долго выбирал, переминался и подал в конце концов документы в университет, на факультет программирования. На время поступления они поселились у Арсюхиной тётки, Елены Тихоновны. В их просторной квартире приняли мальчишек, на удивление, хорошо. Кормили за свои деньги, беспокоились, когда они задерживались.
– Слушай, Ленок. Им по девкам ходить пора, а мы их в зоопарк. Давай хоть в музей. Только какой?
– Музей Океана для мальчишек самое подходящее место. Там и выставка военной техники есть.
На том и порешили. В музей сходили, после долго сидели в кафе-мороженом. Потчевались. Только после этого у Пашки все радости и закончились. Пошёл он в университет на следующий день, там к обеду обещали списки принятых вывесить, да не нашёл свою фамилию в столбцах поступивших. Проверил ещё раз, даже для верности просмотрел всех. Нет, его там не было. Баллов не хватило, как выяснилось позже.
Сидя на блестящей от свежей краски скамейке перед университетом, он чувствовал себя каким-то поверженным, даже раздавленным. «Надо было не выпендриваться, а идти на машиниста. Вернее. А теперь что? На бухгалтера?».
Пришёл Арсюха в приподнятом и торжественном настроении. Его приняли в мореходку! Теперь до первого сентября он был определён и свободен. Однако для поддержания печального настроения друга сразу притих. Пашка, чувствуя на себе тяжесть взрослой жизни, молча сидел, покачиваясь вперёд-назад.
– Не молчи, – сказал Арсюха и сел ближе. – Чего-нибудь придумаем.
– Чего тут придумаешь, – буркнул Пашка. – Осталось только на бухгалтера.
– На бухгалтера или нет, это ещё подумать надо. Я тут в трамвае подслушал, девчонки разговаривали. У них в Народного хозяйства, на факультете общественного питания недобор. Берут всех, кто не прошёл в другие вузы. Вариант, и неплохой.
– И что же, я, по-твоему, на заведующего столовой пойду учиться вместе с девчонками?
– А если на директора ресторана? – парировал Арсюха.
– Ой, не знаю. От программирования в другую сторону. Как-то я к этому не готов.
– Давай, давай… Возвращайся домой, – начал назидательно Арсюха. – Отец тебя в ДРМ слесарем устроит, а можешь в водоканал податься, там тоже работяги нужны. У тебя всегда по труду с железяками хорошо получалось. Жить будешь где? У родителей? Опять до города на «шестёрке»?
– Не хочу! – вдруг, распрямившись, проговорил Пашка. Уж лучше в Народное хозяйство.
Так всё и случилось. Не знал он тогда и не предполагал, что неудачей своей вытянул вполне приличную карту. Учился он как-то легко. Практику проходил в колбасном цехе, на мясокомбинате. Тут-то всё и случилось. Немолодая, крепкая женщина, которую звали Вероника Георгиевна, полюбила вдруг молодого практиканта. Была она фаршеприготовителем. Фигура на комбинате вроде бы незаметная, однако весьма важная, особенно для руководства.
***
Теперь, , когда Павел Андреевич через много лет приехал в родной город, мысли его, невольно вернувшись обратно, начали с какой-то щемящей болью цепляться за обрывки воспоминаний, старые дома, забытые улицы, даже звуки. Он долго бродил, пристально всматривался в лица прохожих. А вдруг… Никого не встретив, испытал странное ощущение чужого в родных стенах, но тут его кто-то окликнул:
– Паха!
Так его звали только в школе, да и голос этот, похоже, был ему знаком. Он обернулся, скользнул взглядом по прохожим – никого знакомых.
– Паха! Не узнаёшь?
Вдруг он понял. Это говорил тот, стоящий у серой стены почты, бомжеватого вида мужчина в вязаной шапочке. «Кто он?» – успел подумать Пашка. Он лихорадочно силился, однако вспомнить так и не смог. Незнакомец сделал шаг вперёд. Пашка тоже. Мужчина вдруг вскрикнул:
– Да это же я, Лёнька! Не узнаешь, что ли?
– Лешак, точно… Ты сильно изменился!
– А ты, Пашка, всё такой же гладенький, лощёненький. Гляди, даже на животик подобрел.
Пашка почувствовал, как осторожно вспыхнули румянцем щёки. В голове приготовился достойный ответ, но он промолчал.
– Как ты, Лёнька?
– Да, никак! Жизнь, сука, трещину дала! – дохнул мужик ядрёным перегаром. – С Валькой мы разошлись, мать умерла. Живу теперь в её квартире, но великовата, думаю поменять на меньшую, с доплатой.
«Пропьёшь ты её», – подумал вдруг Павел Андреевич.
Лёнька был заметно рад встрече. Он нетерпеливо потирал красные руки и, глядя на Пашку лихорадочными глазами, улыбался.
– Ты-то как? Паха!
– Нормально. Работаю генеральным директором объединения. В совет директоров недавно вошёл. Работа хорошая, на прошлой неделе из Аргентины вернулся. Сейчас приеду домой и в Брюссель, на выставку. Одним словом, скучать некогда.
– А семья, дети?
– Есть. Жена, дочка учится в Англии.
– Круто у тебя всё. Кто б мог подумать, – проговорил Лёнька, нелепо перебирая руками, которые никак не мог пристроить. Он рад бы положить их в карманы, да правый был оторван под корень, а на левом зияла прожжённая дыра величиной с кулак.
Они говорили о чём-то старом, давно забытом, даже наивном. Только никак не получалось Павлу Андреевичу по-настоящему вернуться туда, в те дни. Наконец он понял, что ему мешает. Это был запах пота, несвежего тела и давно нестиранной одежды. «Как всё плохо, – подумал он. – Надо как-то заканчивать».
– Паха, а чего мы с тобой на сухую, – предложил Лёнька. – Пойдём, приткнёмся где-нибудь, выпьем за встречу. Только я пустой.
– Да, это не вопрос. Беда в том, что меня ждут на переговоры, – соврал вдруг Павел Андреевич. – Ты уж выпей за нас обоих, – проговорил он, неожиданно даже для самого себя.
Он залез в портмоне, достал несколько крупных купюр и протянул Леньке.
– Держи…
Было похоже, что Лёнька оторопел. Он отступил назад, попытался несколько раз положить руку в несуществующий карман, потом негромко проговорил: