Мне снится королевство

Даутартас Владас Юозович

— До гроба!

— Вот и нечего молоть всякую чушь. Мы же друг за дружку горой!

Спасительная мысль родилась вдруг, сама пришла ко мне, очень даже просто. Я наслушался сказок бабушки Пятронеле, и ночью мне приснилось волшебное королевство. Будто бы я гуляю в огромном сказочном саду. Кругом все искрится и сияет. На деревьях — цветные фонарики. И стоит в том саду дворец с хрустальными башнями. Бросился я к дворцу, а навстречу мне выползает страшное чудище, дракон о девяти головах. Шипит, плюется огнем, дым валит из ноздрей. Я задрожал от страха. Но тут подлетает ко мне на розовом облаке добрая волшебница. Подает мне меч и щит. Я взял меч и щит, а волшебница сказала: «Помни, Пранукас:

в жизни побеждают только самые смелые. Одолей дракона, и будет все по-твоему». Я как ринулся вперед, как пошел рубить мечом направо и налево. Драконьи головы и покатились долой, как капустные кочаны. Дорога была свободна, и я вошел во дворец. Батюшки, сколько там было дверей — не счесть! У каждой двери — слуги. Все мне низко кланялись и показывали, куда идти. Наконец, вступил я в большую залу, всю в серебряных зеркалах. На золотом троне сидел король, и самоцветы в его короне переливались радугой. А рядом с королем была его дочка, красавица писаная. В белоснежном платье, с длинными золотистыми волосами, точь-в-точь Салюте... Ну конечно, она: румяные щеки, глаза васильковые. Меня прямо в жар бросило, когда принцесса повернулась лицом к королю и сказала ему:

— Ваше величество папенька! Этот отважный молодец — мой лучший друг Пранас... Не гневайся на него за то, что он поразил твоего верного слугу — девятиглавого дракона. Это я захотела, чтобы Пранас пришел к нам во дворец. Мне нравится с ним играть...

— Твое желание для меня — закон, милая дочка. Будь по-твоему. Эй, слуги! Готовьте, слуги, пир!

А королевская дочка Салюте взяла меня за руку и увела в сад. Весело мигали цветные фонарики, в пруду блестела голубая вода, и по ней нам навстречу плыли белые лебеди. На хрустальных башнях звонили колокола.

— Нравится тебе у меня? — спросила принцесса. — Хорошо ли в моем королевстве?

— Нравится! — крикнул я.

...Крикнул и — проснулся. Я не сразу сообразил, что все это было во сне. Будто я на самом деле побывал в сказочном королевстве, в волшебном саду. А наш сад — чем он плох? Почему бы в нем не устроить такое же королевство? С замком и башнями, драконом и диковинными птицами? И с красавицей королевной Салюте!

Наутро я не стал дожидаться завтрака, а сразу побежал к Костасу и рассказал все, что придумал.

— Это ты хорошо затеял, — похвалил меня мой друг. — Салюте должно понравиться. Увидишь, никакого Алоизаса она и знать не пожелает. Ну, а я тебе, конечно, помогу.

Мы с Костасом вышли из дома и забрались в его мастерскую-сарайчик.

— А вот и карета! Что скажешь, а? Тащи ее, Пранукас, в свое волшебное королевство, в самый раз придется, — и Костас показал мне тележку в углу.

— Что ты, Костас! — ахнул я. — Совсем ведь новая тележка! И целая!

— Вот и хорошо. На сломанной не покатаешься. А мне она ни к чему, ведь я на сплав иду с твоим папкой.

Тележку эту Костас смастерил сам, своими руками. И четыре колеса приладил, и грядки сделал по бокам, а впереди торчала гладкая жердочка. Это — чтобы тянуть тележку за собой. А сделал ее Костас, чтобы возить из леса всякие сучья, плашки для своих поделок, гитар и мандолин.

— Какое же королевство без кареты! — засмеялся Костас. — Я так понимаю, что карета — первая, самая что ни есть главная вещь в королевстве. Короли — они пешком не гуляют.

— Правда! Ведь принцессы всегда разъезжают в каретах, — согласился я.

Поэтому я не стал отказываться от подарка, а быстро-быстро покатил тележку к нам во двор. Там я оставил ее за хлевом и весело поскакал на одной ножке в избу — завтракать. Вот это Костас! Настоящий друг!

— Жуй как следует, никто не отнимет, — строго сказала мама, когда я начал, давясь, чуть не целиком заглатывать горячие блины.

Она замачивала в корыте отцовское нижнее белье — собирала хозяина в дорогу. Отец уходил надолго. Сначала они с Костасом на лодке пойдут

вверх по реке туда, где большие леса. Там они свяжут бревна в большие вицы и погонят вниз по реке. Отец уже готовит лодку: проверяет, нет ли в днище течи, крепки ли уключины... Сматывает толстые тросы, осматривает их — не лопнули, не порвались ли, укладывает тяжелые якоря. Мне полагалось бы находиться рядом с отцом, помогать ему. Мало ли что понадобится: сбегать домой, притащить гвоздей, пакли, подать молоток... А мне неохота, ни чуточки не тянет.

— Только не удирай, — сказала вдруг мама, — поможешь белье полоскать. А Костаса попроси, чтобы остриг тебя — ишь патлатый, как сыч.

Я запустил пальцы себе в волосы. Ничего себе кудри, растут, как бурьян, во все стороны. Может, я и вправду страшилище? Погляжусь-ка в зеркало. Мальчишка как мальчишка. И волосы эти самые не так уж торчат, в глаза не лезут и глядеть не мешают. Конечно, Костас меня подстрижет, он всех ребят в нашей деревне стрижет. Но мне сейчас не до волос.

— Я во двор пошел, мама, — сказал я и шмыг к двери. — Если надо, кликни. Во дворе я буду. Или в саду.

— А тележка у тебя откуда?

— Костас дал.

— Ладно. Вот проводим отца, поедем с тобой в лес за хворостом, слышишь?

Углядела-таки! Глаз у моей матушки зоркий, не укроешься. За хвоей! Будто мне Костас дал карету, чтобы возить на ней всякий хлам — еловые колючки!

Сад у нас большой — яблони, груши, сливы. Вдоль забора густо разрослась сирень. С краю — высоченные, до самого неба клены. Я стал присматривать место для королевства... Летние яблоки, самые ранние, уже поспевают, в траве уже есть паданцы, мелкие, с червоточинкой, но очень сладкие. Вишневые ветки низко склонились к земле — ягод много, они наливаются, тяжелеют. Зеленые с матовым налетом сливы просвечивают сквозь темные листья, а груши тянутся ветками ввысь, чтобы солнышко прогрело, зарумянило их плоды. Я подошел к небольшому деревцу. Эту молоденькую грушу отец привил года три назад и с большим нетерпением ждал, когда она зацветет. «Сорт редкий. У нас в деревне ни у кого таких нет. Какая она выйдет на вкус, а?» — говорил он, приглядываясь к деревцу. И вот нынешней весной груша зацвела! И завязь появилась, но в сильную жару почти все опало, осталась всего одна. Она росла, толстела и уже стала похожей на настоящую грушу, только маленькую. Отец очень беспокоился за эту грушу, и мне тоже было любопытно. Какая она, эта особенная груша? Уже размером с кулак, уже и ветка гнется, а отец все медлит, выжидает... Я подхожу, нюхаю грушу — не пахнет, лизнул — никакого вкуса. Пощупаешь ее — твердая как камень. Но может, так только кажется, а откусишь — сладкая, как мед?..

«Нет, нет, нельзя. Сказано — ждать, значит, ждать», — вспоминаю я отцовские слова и убегаю подальше.

Я забрался в дальний уголок сада, где самая густая, самая дремучая сирень. Если продраться сквозь поросль, раздвинуть ветки, можно увидеть маленькую гладкую площадку... Тут я и устрою свой замок. Карету оставлю под раскидистым кленом — там будет парадный вход в королевство. На ветках развешаю волшебные фонарики, к воротам приставлю дракона...

Я стоял и придумывал, как да что разместить в моем королевстве, а на дерево прилетели наши голуби. Чем не сказочные птицы — перышки радужные, так и переливаются на солнце...

Настал день, когда отец с Костасом ушли на лесосплав. Мы с мамой проводили их на берег. В лодке уже все было уложено: якорь, тросы, топоры, пила, запас еды, теплые ватники. Днем ватники плотогонам не нужны, зато ночью без них не обойдешься. Ватник можно надеть, ватником укроешься, когда спишь в шалаше. И отец, и Костас — в сапогах, сермягах, в черных фуражках

— Ничего не забыли? — спросил отец не то у нас, не то у себя самого.

Он похлопал себя по карманам.

— Хорошо, что вспомнил... Костас, спички взял?