Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины
Шрифт:
А мы вернулись. И было еще несколько счастливых дней. Просто — рядом. Потом они уехали. Мы писали друг другу письма. Но на этом я поставлю точку.
Остаток моего звенигородского лета прошел почти в одиночестве. Я совершенно бесстрашно бродила среди деревьев — одна. На танцы я больше не ходила. Не хотела разрушить чудо того ночного леса. Я чувствовала, что началась совсем новая моя жизнь.
Нур и Роман Владимирович
Я
…Мелкие детали. Студент-африканец приходил на пляж с удивительным проигрывателем для пластинок. Он, этот проигрыватель, выглядел как невероятно плоский чемоданчик и работал от батареек. В другом плоском чемоданчике африканец приносил долгоиграющие пластинки, самые модные, неслыханные. Он раскрывал свой чудесный аппарат, звучала музыка… Я, конечно, залюбовалась этой красотой. Стала разглядывать, как там все устроено.
— Это я в Париже купил, — объяснил сомалиец.
Звали его Нур — никогда до того не слышала этого имени.
— Ты был в Париже? — удивилась я.
Я знала, что Сомали — беднейшая страна на северо-западе Африки.
— Я везде был. И в Риме, и в Лондоне, — сообщил мне студент.
— А почему ты сюда приехал учиться?
— Тут бесплатно, — пояснил африканский друг.
— Вы совсем бедные там? — взялась сочувствовать я.
— Моя семья — богатая. У нас много домов. И не только в Африке, в Европе тоже. Но если есть возможность получить что-то бесплатно, надо обязательно этим пользоваться.
— И ты можешь поехать в любую страну, в какую хочешь? — почти не верила я.
— Совершенно верно. Куда хочу, туда и еду.
Я знала, что он не врет. И не понимала. Мы все, бедно одетые, лишенные возможности свободно передвигаться по миру, как бы и сколько бы ни работали, принимаем у себя богатых людей из Африки и других «развивающихся» стран, учим их бесплатно, они живут на всем готовом… И это даже — пусть. Пусть, если у нас есть лишнее. Надо делиться. Но почему же с нами, народом нашей страны, никто не делится? Почему нам — нельзя ничего? Ровным счетом — ничего?
Не возникало пока обиды, было лишь недоумение.
А еще был у меня удивительный собеседник. Он отдыхал в том же санатории, что и Танюся. Пожилой человек, к шестидесяти. Он болел диабетом с юных лет, держался на инсулиновых инъекциях. При этом выглядел замечательно. Роман Владимирович (так его звали), высокий, стройный, подтянутый, красивый человек, умел рассказывать. Этим и привлекал. Я не ходила вечерами на танцы, поэтому после ужина мы с Романом Владимировичем прогуливались по санаторной территории. Он повествовал о своем дворянском семействе. О том, как удалось ему скрыть происхождение и поступить в институт. Как стал он физиком и участвовал в создании атомной бомбы…
Я слушала раскрыв рот. Он заставлял
Прощаясь, мы обменялись адресами. Роман Владимирович жил в Измайлово, в новом доме, телефона у него пока не было. Он, как это было принято в те годы, посылал нам поздравительные открытки, мы, конечно, писали ему тоже. Впрочем, я считала его тетиным приятелем, не своим, поэтому к открыткам относилась равнодушно, но рассказы его вспоминала с удовольствием.
Потом он пропал, Танюся беспокоилась: «Что с Романом Владимировичем? Все-таки — диабетик». И вот после почти годового молчания наш знакомый позвонил: установили ему телефон. Я тогда уже училась на втором курсе. Танюся слушала, о чем говорит Роман Владимирович, и сочувственно ахала. Оказалось, диабет его привел к осложнениям. Ему ампутировали ногу. И теперь он дома, в одиночестве. Правда, приезжает сестра, племянник, приходят пионеры из соседней школы, взявшие над ним шефство.
— Можете на нас положиться, — заявила Танюся. — Если что-то надо, скажите Галеньке, она подъедет немедленно.
Роман Владимирович попросил какое-то лекарство. Совершенно ерундовое — но для человека без ноги как добраться до аптеки?
Я немедленно купила то, что он просил, и на следующий вечер поехала в Измайлово. Поехала не одна, а с приятелем Борькой. Мы собирались потом в кино. Вот и решили: я забегу, передам лекарство, поговорю минут десять, а потом мы поедем в кинотеатр.
Борька остался ждать меня у подъезда. Я быстро взбежала по лестнице, позвонила. Роман Владимирович открыл — все такой же красивый, свежий, с сияющими глазами мальчика-подростка. Да, он был на костылях. Да, увы… Но это его не портило. Я обрадовалась. Вручила ему лекарство, прошла в комнату, уточнив, что могу остаться совсем на короткий срок — меня внизу приятель ждет.
— Зашли бы вместе, — удивился Роман Владимирович.
— Времени совсем нет, в другой раз. Вы скажите, что вам еще нужно привезти.
Роман Владимирович вдруг оказался совсем рядом со мной. Одной рукой он опирался на костыль, а другой — неожиданно крепко обнял меня и впился мне в губы. Вот жуть! Будь это какой-нибудь наглый ровесник, я бы оттолкнула его со всей силы… И все дела. Тут я боялась за него. Толкну — и что? Он упадет со своими костылями. И потом — старший же человек. Старшим нельзя грубить и все такое прочее…
Странно и непонятно учили нас ориентироваться в жизни. Что это за формула — слушайся старших? Будь вежлив со старшими, делай, как они говорят… Может быть, это годилось в древние времена, когда люди жили в племенах и каждого члена племени все знали как облупленного?
В наши дни учить слепому послушанию глупо, наивно, губительно.
Есть ситуации, которые имеет смысл заранее обсудить с человеком, еще не повидавшим жизни.
Вот тут, с Романом Владимировичем, например. Мне бы сказать: