Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины
Шрифт:
Пощадите!
Пощада явилась.
Человек терпит-терпит, а потом… Потом начинает смеяться.
…Я прихожу в институт, усаживаюсь в аудитории, жду начала лекции. Подсаживается однокурсник.
— Хочешь свежий анекдот?
— Давай!
— Приходит к Ленину ходок. «Вот, пришел, Владимир Ильич, уж подсобите, живем мы на селе трудно, трудно…» — «А гаскажите-ка, батенька, как вы живете?» — «Ой, трудно, Владимир Ильич!» — «Так вы, батенька, беднячок? Ну, а поконкгетнее? Вот, к пгимегу, лошаденка у вас есть?» — «Ну — как не быть лошаденке? Есть лошаденка…» — «Так-с,
Сокурсник умеет рассказывать.
Изображает в лицах.
Это безумно, невероятно смешно.
Но в первые секунды меня охватывает оторопь.
Ленин — святое, святое… Нельзя смеяться!
Но… Нет… Не могу… И я начинаю хохотать — свободно, легко, неудержимо. Гранитный монумент рассыпается в прах.
Анекдоты пошли валом: тут и реклама продукции, выпущенной к юбилею: духи «Запах Ильича», водка «Ленин в Разливе», тут и Наденька Крупская, и Бонч-Бруевич…
— Товагищ Бонч-Бгуевич! А что это там за ггохот на лестнице?
— А это, Владимир Ильич, Феликс Эдмундович упал.
— Ах, пгаво, железный человек, железный!
Мы спасаемся смехом. И теперь портреты повсюду вызывают смех, а не возмущение. Увидишь портрет:
— А кстати, хочешь новый анекдот?
— Про Ленина?
— Про Ленина!
— Давай!
Никто уже не пугается… Смеется с первых же слов.
Убеждена, что именно 1970-й год и стал началом конца марксизма-ленинизма. И начало это вместе с концом умудрились организовать рьяные члены КПСС, не отдающие никакого отчета в последствиях того, что, как и зачем делают.
Свидетельствую: гранитные монументы разрушаются смехом.
Мода и стиль
Мои югославские друзья по переписке часто присылали мне выходящие у них журналы. У меня до сих пор хранятся номера журнала ELLE на сербском начала 70-х.
Мое воображение поразила коллекция пальто до пят. Под таким макси-пальто полагалось носить мини-платье или мини-юбку. Все вместе это выглядело забавно, элегантно и задорно. Я решила сшить именно такое пальто, как на картинке. Купила серую крапчатую ткань, отнесла портнихе. Ту мой замысел напугал.
— Давай сделаем короче, побьют ведь тебя, — сулила она.
— За что побьют? За длинное? Ведь я не мини прошу, а макси.
Портниха явно за меня боялась. Она еще не знала, что под пальто я планирую носить мини. Юбку я сшила сама.
Вот с этого комплекта и началась история моего личного стиля. Я никогда не носила что-то среднестатистическое. Я очень неуютно чувствовала себя в чем-то стандартном, безликом.
Должна сказать, что закалку я прошла суровую. По необъяснимым причинам мое длинное пальто вызывало дичайшее раздражение прохожих. Казалось бы, что такого? Идет стройная девушка в сером облегающем пальто до
А потому что не как все. И только. Какие выражения приходилось выслушивать — не передать. Большинство — непечатные. Но некоторые, относительно мягкие, все же приведу: проститутка, шалава, чучело огородное, б-дь, шлюха… Это, повторяю, самое щадящее…
Да, еще — Феликс Эдмундович. Видимо, по аналогии с памятником на тогдашней площади Дзержинского (ныне Лубянке). Ну, Феликс Эдмундович — это просто ласкательное обращение, не больше.
Несмотря на все эти реакции людей нездоровых и лютых в своем неприятии чьей-то инакости, я с удовольствием и без страха носила свое пальто. Осталась жива.
Ничего… Времена меняются…
И если говорить о внешнем облике, очень я была недовольна своими кудрями. Распрямляла их как могла. Расчесывала часами щеткой, приглаживала. Держалась моя красота до первого дождя. Стоило воде попасть на мою голову, волосы закручивались в штопор.
Тот, кто хвалил мои кудри, становился моим врагом — я не верила, что хвалы эти произносятся искренне.
Я мечтала о стрижке «под пажа» — так тогда называли модную прическу из прямых волос. Танюся противилась всеми фибрами души. Умоляла оставить «золотые волосики».
Подстриглась я только после рождения дочки. И не просто подстриглась. Появилась популярная стрижка, называемая «сэссон». Видаль Сассун, автор этой прически, чьим именем она у нас и называлась, вряд ли подозревал о собственной огромной популярности в СССР.
Волосы, подстриженные способом «сэссон», не нуждались в укладке. Достаточно встряхнуть головой, и они ложились — легко и непринужденно… Но происходило это с прямыми волосами. Мои кудри после стрижки требовали выпрямления с помощью фена. В случае сухой погоды я могла гордо наслаждаться прямыми волосами два-три дня. Так продолжалось долгие годы, пока мне не надоело бороться с природой. И я решила — пусть вьются…
Так теперь и хожу.
Тема закрыта.
Стелла
В конце 1970-го тяжело заболела Стеллочка — третий инфаркт. Ее положили в тот самый МОНИКИ, где она столько лет работала. Несколько дней я провела рядом с ней. В палате было человек восемь больных. Это считалась не самая большая палата. Топили очень сильно, Стеллочка задыхалась от духоты. Когда она просила меня открыть окно, вся палата восставала:
— Вы тут не барыня! Нам дует!
Сорокалетние разморделые хамские бабы, как обычно, диктовали свои условия и устанавливали свои правила.
Стелла махала рукой — пусть. Все равно.
Она должна была лежать неподвижно — вот и все лечение инфаркта в те времена. Я кормила ее с ложечки — она почти ничего не ела.
К ней постоянно заходили коллеги — советоваться по поводу диагнозов. Она советовала — еле слышно, слабым голосом.
Меня сменяла или Танюся, или Женечкин муж.
Стелла не знала, что Женя беременна, что у нее тяжелый токсикоз, поэтому очень горевала, что дочка не приходит к ней.