Мнемоны. Продавцы памяти. Часть вторая. Таша
Шрифт:
– Да? – Я с силой зажмурился и помотал головой, как пёс, стряхивающий воду, стало немного легче, боль словно испугалась и отступила.
– Нам выходить.
Я огляделся, и впрямь, мы подъезжали к вокзалу.
Я потёрся носом о её макушку:
– Выходить так выходить.
3
– Начальник. – Я постучал по стеклу, отгораживающему тамбур от дежурной части.
Плотный, усатый капитан ткнул пальцем в телефонный аппарат.
Я поднял захватанную множеством пальцев
– Мне к следователю, э-э-э… – я силился вспомнить, как зовут следачку.
– Свиридова Оксана как-то там. – Подсказала Ника, она всё-таки напросилась со мной, с ней было совершенно бесполезно спорить.
– Свиридовой. – Повторил я в трубку.
– Ждите, – бросил капитан и повесил трубку.
– Фил, ты уверен, что не надо звонить шефу или хотя бы Аристарху Ивановичу? – Зашептала мне Ника.
Идея звонить адвокату не пришлась мне по вкусу, а уж ставить в известность Аркадия Петровича я вообще не видел резона.
– Зачем? Его это не касается.
– Но…
Её оборвала резкая трель звонка.
– Сержант Егорова. – Женщина, сидевшая в стеклянной будке рядом с решёткой, отгораживающий тамбур от коридора, подняла трубку стационарного телефона. – Да, да, поняла. – Она махнула рукой, подзывая меня к себе.
– Не надо, – я сжал Никины пальцы, – подожди меня здесь.
– Паспорт есть? – Сержант Егорова раскрыла толстый журнал.
– Есть. – Я протянул ей бордовую книжицу.
– Вам, – Сержант, начала быстро переписывать мои данные, – в кабинет 216, второй этаж, по правой лестнице. И пусть она вам пропуск подпишет.
Сержант протянула мне вместе с паспортом синий прямоугольник пропуска.
Тук. Тук. Тук.
Я пробарабанил костяшками по обшарпанной двери без таблички, только с номером, написанным на створе маркером, и, не дожидаясь разрешения, вошёл.
Кабинет – маленький, словно келья монаха, и такой же душный. Два стола впритык, два стула для посетителей. Два компьютера, принтер на подоконнике и платяной шкаф. Обои в легкомысленный цветочек. Совсем не похоже на то, что показывают в полицейских боевиках. За правым, заваленным бумагами столом, спиной ко мне сидела следователь. Узкая спина под белой тканью рубашки и копна растрёпанных рыжих волос, вот и всё, что я сумел разглядеть, остальное скрывала спинка офисного кресла и стол.
– Филипп Илларионович Торов? – Не оборачиваясь, осведомилась следователь.
– Да.
– Присаживайтесь.
Стул скрипнул под моим весом.
Закончив печатать, следователь щёлкнула кнопкой мыши, и, достав из зажужжавшего принтера несколько листков, повернулась ко мне.
Узкие плечи, худая шея и неожиданно сочная грудь, обтянутая форменной рубашкой. Треугольное лицо с россыпью веснушек, но не редких и мелких, выглядящих мило, как у Ники, а больших, густо усыпавших лицо и шею. А если судить по рукам, которые покрывали веснушки, то и плечи, и грудь у неё тоже веснушчатые, б-р-р. Меня мысленно передёрнуло. Бледно-зелёные глаза и странно блёклые губы. Её можно было бы назвать симпатичной,
Мы молча разглядывали друг друга.
Я явственно прочёл в зеленоватых глазах: ты мне не нравишься. Впрочем, антипатия вышла взаимной. Следователь Свиридова мне тоже не понравилась.
– Назовите ваши полные данные. – Следачка занесла ручку над только что отпечатанным бланком.
– Это допрос?
– Разговор.
– К чему тогда эти писульки? – Я кивнул на бланк.
Следователь отложила ручку:
– Значит, разговора под запись вы не хотите?
– Сдаётся мне, это будет не разговор, а снятие показаний. Если это так, то я, пожалуй, звякну адвокату.
– И кто у нас адвокат? – Не тон, а сплошная ирония.
– Аристарх Иванович Серов.
По тому, как скривилась её лицо, я понял: это имя ей знакомо не понаслышке.
– Хорошо. – Бланк отправился вслед за ручкой.
– Где работаете?
– Альянс «Memory».
– Должность.
– Программист.
Было видно – ей неудобно опрашивать меня и не записывать ответы. Ну, ничего, мне тоже неудобно сидеть на жёстком, едва живом стуле, жалобно поскрипывавшем от малейшего движения.
– Да что вы, вот прямо так – программист? – Рыжие брови удивлённо и иронично приподнялись.
– Прямо так. А, что вас удивило?
– Да нет, ничего. Где проживаете?
Я назвал и место прописки, и место фактического проживания. Жили мы с Никой в квартире, доставшейся ей от тётки. В той самой, где она передала мне подсадку. Вот честное слово, писала следачка наш разговор, как пить дать, писала.
– Кем вы приходились Вековой Наталье Ивановне.
– Формально никем. А так… – я замялся, не зная, как описать наши отношения.
Кем я на самом деле приходился Таше? Бывшим любовником, другом, человеком, присматривавшим за ней, платящим за съёмную хату и покупающим продукты? Всё это и одновременно ничего. Как мне рассказать этой рыжей, стервозной и агрессивно настроенной по отношению ко мне следачке, кто я был для Таши. Молодой, одного со мной возраста, а может, и помладше, бабе, но, по всему видно, несчастной в личной жизни. Я такие моменты враз просекаю. Женщины, у которых отношения с мужиками по каким-либо причинам не складываются, ведут себя иначе, чем те, у кого с этим всё в порядке. Выглядят по-другому, разговаривают по-другому, да они даже – чёрт возьми! – пахнут по-другому.
– Бывший любовник. Да? – И вновь ничем не прикрытая ирония пополам со злостью.
Интересно, чем я ей не приглянулся, что она так злится? Я вздохнул, подбирая слова.
– Послушайте, Оксана Владимировна, какая разница, кем я был, давайте вернёмся к существу вопроса.
– Разница большая. – Следачка нехорошо растягивая слова, разглядывала меня. – Так кем?
– Хорошо. – Теперь разозлился я. – Да, я бывший любовник Таши.
– Кого?
– Вековой Натальи Ивановны. Она не любила полного имени. Просила называть её Ташей.