Мнемоскан
Шрифт:
— Но разве культура не обогащается от перехода произведений в общественное достояние? — спросил я. — Вы ведь не хотели бы, чтобы Шекспир или Диккенс до сих пор были защищены копирайтом?
— Почему нет? Джоан Роулинг до сих пор под копирайтом, как и Стивен Кинг и Маркос Доннели — и при этом они оказали, и продолжают оказывать, огромное влияние на нашу культуру.
— Ну… — сказал я, не слишком убеждённый, — возможно…
— Скажем, один из ваших предков основал пивоваренную компанию, верно?
Я кивнул.
— Мой прадед, Рубен Салливан — Старый Салли, как его называли.
— Вот.
Я сам об этом много раздумывал; сам я всегда пользовался только программами open-source. И всё-таки между постройкой и идеей есть разница, и в буквальном смысле слова осязаемая.
— То есть вы стали мнемосканом, чтобы получать отчисления за «Диномир» неограниченно долго?
— Не только ради этого, — ответила Карен. — Это, в общем-то, даже не главная причина. Просто когда что-то попадает в общественное достояние, кто угодно может делать с этим материалом всё, что захочет. Хотите снять порнофильм с моими персонажами? Написать о моих персонажах плохую книгу? Запросто, если мои произведения в общественном достоянии. И это неправильно; они мои.
— И живя вечно, вы сможете их защитить?
— Именно. Если я не умру, они никогда не попадут в общественное достояние.
Мы продолжали идти; у меня уже получалось гораздо лучше, а с мотором в животе я мог это делать целые дни и недели подряд, по крайней мере, так сказал мне Портер. Время близилось к пяти утра — я не помню, чтобы когда-либо оставался на ногах так поздно. Я как-то и не задумывался о том, что если долго не ложиться спать, то и летом можно увидеть на небе Орион. Ракушка, должно быть, страшно по мне соскучилась, хотя робокухня её кормит, а мой сосед согласился выводить её гулять.
Мы прошли под фонарём, и я с изумлением разглядел, что рука у меня мокрая; она поблёскивала в свете фонаря. Лишь чуть позже я ощутил на руке влагу. Я провел пальцем вдоль предплечья.
— Ну надо же! — воскликнул я. — Роса.
Карен рассмеялась, совершенно не обеспокоенная.
— Точно, роса.
— Вы так легко к этому относитесь, — сказал я ей.
— Я стараюсь ко всему легко относиться, — ответила Карен. — Это всё материал.
— Что?
— Простите. Писательская мантра. «Это всё материал». Всё пойдёт в котёл. Всё, что вы чувствуете или переживаете, становится сырьём для будущих произведений.
— Это, гмм, довольно необычное отношение к жизни.
— Вы говорите как Дарон. В ресторане ему всегда было неловко, когда пара за соседним столиком начинала выяснять отношения. Я же всегда придвигалась поближе и навостряла уши, думая «О, как здорово; это ж чистое золото».
— Пффф, — сказал я. У меня уже лучше получались всякие звуки, которые не являются словами, но тем не менее передают смысл.
— К тому же, — сказала Карен, — с моими новыми ушами — а
— Кто такой Дарон?
— О, простите. Дарон Бесарян, мой первый муж — и последний, чью фамилию я взяла; моя девичья фамилия Коэн. Дарон был симпатичным армянским мальчиком, мы учились в одном классе. Мы с ним были забавной парой. Спорили, бывало, о том, чей народ пережил худший холокост.
Я не знал, что на это сказать, поэтому сменил тему:
— Может, стоит вернуться внутрь, пока мы совсем не вымокли?
Она кивнула, и мы пошли обратно в гостиную. Дрэйпер — чернокожий адвокат — теперь играл в шахматы с одной из женщин; вторая женщина — та, что выглядела шестнадцатилетней — читала что-то с планшета, а третья, к моему изумлению, прыгала со скакалкой под наблюдением персонального тренера «Иммортекс». Мне это показалось невероятно бессмысленным — искусственные тела не нуждаются в физкультуре. Но потом я понял, что это, должно быть, здорово — вдруг снова стать прыгучим и гибким после долгих лет заточения в дряхлом, умирающем теле.
— Не хотите посмотреть пятичасовые новости? — спросил я Карен.
— Можно.
Мы прошли вдоль по коридору и нашли комнату, в которой я вчера заметил телестену.
— Не возражаете против «Си-би-си» [8] ? — спросил я.
— Нет-нет, я её всё время в Детройте смотрю. Только так можно узнать, что на самом деле происходит в моей стране — да и в остальном мире тоже.
Я приказал телевизору включиться. Он подчинился. В прошлом я смотрел новости на этом канале сотни раз, но сейчас всё выглядело по-другому, ведь теперь моё зрение стало полноцветным. Интересно, откуда в моём мозгу взялись те связи, что позволяют мне распознавать цвета, которых я раньше никогда не видел?
8
Государственное телевидение Канады.
Ведущий новостей — сикх в тюрбане, смена которого, как я знал, продолжалась до девяти утра — говорил на фоне транслируемых на экране позади него новостных сюжетов:
— Несмотря на новые протесты на Парламентском холме вчера днём, практически не остаётся сомнений в том, что Канада ещё до конца месяца легализует множественные браки. Премьер-министр Чен запланировал на сегодняшнее утро пресс-конференцию по…
Карен покачала головой, и я уловил это движение боковым зрением.
— Не одобряете? — спросил я.
— Нет, — ответила она.
— Почему? — спросил я лёгким тоном, стараясь, чтобы в вопросе не прозвучало осуждение.
— Я не знаю, — ответила она вполне дружелюбно.
— Вас не беспокоят однополые браки?
— Нет, — ответила она немного обижено. — Я не настолько стара.
— Простите.
— Да нет, вполне законный вопрос. Мне было около сорока, когда в Канаде легализовали однополые браки. Собственно, я приезжала в Торонто… когда это было? в две тысячи третьем? — на свадьбу моих знакомых-лесбиянок; они приехали из Штатов специально, чтобы пожениться.