Мнемоскан
Шрифт:
Я улыбнулся способности Карен найти способ вежливо послать кого-то в зад.
— Э-э… да, конечно, — сказала Лопес. — Так вот, губернатор изменил границы округа Эссекс так, что его очертания стали напоминать саламандру. Значит, повторимся, джерримандеринг означает изменение линий границ таким образом, чтобы получить политическую или личную выгоду, правильно?
— Можно сказать и так.
— И адвокат истца обвинил Верховный Суд в том, что он просто передвигал линию, разделяющую жизнь и смерть, пока она не стала политически приемлемой,
— Да, мистер Дрэйпер имел в виду что-то такое.
— Но, конечно же, вы хотите, чтобы присяжные этого жюри передвинули другую линию — очевидную, неопровержимую, обозначающую момент смерти мозга — в другое место ради вашего личного удобства, не правда ли?
— Я бы так не сказала, — сухо ответила Карен.
— А ведь вы сами в прошлом занимались играми в джерримандеринг, не так ли?
— Мне о таком неизвестно.
— Нет? Миз Бесарян, у вас есть дети?
— Разумеется. У меня есть сын, Тайлер.
— Ответчик на этом процессе, верно?
— Да.
— А другие дети?
Карен выглядела как… я не мог сформулировать; её пластиковое лицо исказилось таким образом, как я ни разу ещё не видел, и я не знал, какую эмоцию ооно выражает.
— Тайлер — мой единственный ребёнок, — сказала, наконец, Карен.
— Ваш единственный живой ребёнок, — сказала Лопес, — верно?
Иногда вы читаете в книгах о том, как рот человека от удивления образовывает идеальное «О»; лица из плоти и крови на самом деле не могут такого сделать, но синтетическая физиономия Карен изобразила её безупречно, когда Лопес задала этот вопрос.
— Вы сама женщина, — сказала Карен. — Как вы можете быть так бессердечны? Какое отношение к делу может иметь тот факт, что я потеряла дочь, когда она была ещё в колыбели? Думаете, я до сих пор не плачу и не могу уснуть, когда о ней вспоминаю?
Мария Лопес в первый раз оказалась в полнейшей растерянности.
— Миз Бесарян, я…
Карен не унималась.
— Господи Боже мой, миз Лопес, вытащить это…
— Честное слово, миз Бесарян, — воскликнула Лопес. — Я понятия не имела! Я не знала.
Карен скрестила руки на груди. Я взглянул на присяжных; у всех у них были такие лица, словно они ненавидят Лопес всеми фибрами души.
— Правда, миз Бесарян. Я… я глубоко сочувствую вашей утрате. Правда, Карен… пожалуйста, простите меня.
Карен малчала.
Лопес повернулась к судье.
— Ваша честь, может быть, небольшой перерыв…
— Двадцать минут, — сказал Херрингтон и стукнул молотком.
31
Панель управления шлюзовой камерой лунобуса располагалось, как этого и следовало ожидать, рядом с дверью шлюзовой камеры. Пилот ещё не появился, что было очень кстати. Я взошёл на борт первым и дождался остальных. На самом деле мне хватило бы одного, но… но, чёрт побери, следующие два пассажира, две женщины, белая и азиатка, вошли вместе. Ну, что поделаешь.
Я переместился к управлению шлюзом и
Две женщины уже заняли свои места. Они сели не вместе; несмотря на то, что, входя, болтали друг с другом, подругами они, похоже, не были. Гадес ещё стоял, и он удивлённо обернулся, услышав звук задраиваемого шлюза.
Он обернулся и впервые заметил меня; его глаза стали круглыми.
— Салливан?
Я вытащил горный пистолет из маленького рюкзака, который я положил на сиденье рядом с собой, а потом кашлянул, прочищая горло в сухом воздухе кабины.
— Мистер Гадес, дамы — прошу меня простить… — Я замолчал; макушку словно пронзило иглой боли. Я дождался, пока она поутихнет.
— Мистер Гадес, дамы, — снова повторил я, словно предыдущие мои слова не висели до сих пор в воздухе, — это угон.
Я сам не был уверен, какой реакции ждал: визга, криков? Все трое тупо смотрели на меня.
Наконец, Гадес произнёс:
— Вы ведь шутите, правда?
— Нет, — сказал я. — Не шучу.
— Вы не можете угнать лунобус, — сказала женщина-азиатка. — Его здесь некуда угонять.
— Я не собираюсь его куда-то угонять, — сказал я. — Я собираюсь оставить его здесь подключённым к жизнеобеспечению Верхнего Эдема, пока не будут выполнены мои требования.
Вот так. Это был не совсем кафетерий в «Вулворте», но сойдёт.
— И чего же вы требуете? — спросила вторая женщина.
— Мистер Гадес знает — а вам я скажу позже. Но сперва позвольте сказать, что я не хочу причинять вред кому бы то ни было; это они причиняют мне вред. Моя цель — чтобы все мы вышли отсюда живыми и невредимыми.
— Мистер Салливан, пожалуйста, — сказал Гадес.
— «Пожалуйста»? — я фыркнул. — Я говорил вам «пожалуйста». Я умолял вас. Но вы отказали.
— Должен быть другой способ, — сказал Гадес.
— Такой был. Вам он не понравился. Ладно, хватит пока разговоров. Мистер Гадес, сядьте — вон там, в первом ряду.
— Или что? — спросил Гадес.
— Или, — сказал я, старайся, чтобы голос звучал ровно, — я вас убью. — Я поднял горный пистолет.
— Что это? — спросила женщина-азиатка.
— Приспособление для альпинизма, — сказал я. — Стреляет металлическими штырями и пробивает человека насквозь.
Гадес на мгновение задумался, потом усадил своё долговязое тело в одно из двух передних кресел. Потом повернул его так, чтобы оказаться лицом ко мне.
— Очень хорошо, — сказал я. — Теперь — я больше не хочу, чтобы за мной шпионили. Все трое: провернитесь к своему иллюминатору и опустите виниловую шторку.