Мнемозина, или Алиби троеженца
Шрифт:
Однако прошел всего какой-то час, и ее родители снова напомнили нам о себе. Оказывается, они никуда и не думали уезжать, а только ждали, когда же мы, наконец, натешимся друг другом, чтобы снова попытаться вразумить свое половозрелое детище, но детище на их вразумления никак не откликалось.
– Да, сделай хоть что-нибудь! – задыхаясь от гнева, шептала Елизавета Петровна нервно вышагивающему по комнате Леониду Осиповичу.
– Да, а что я могу сделать-то? Я, что, Царь Природы или Бог Вселенной?! – заламывая у себя за спиной руки, воскликнул Леонид
– Конечно, от тебя, фиг, чего дождешься! – злорадно оскалила зубы Елизавета Петровна, одновременно жмуря свои наполовину выщипанные брови.
– Да, хватит вам обниматься-то! – прикрикнула на нас Елизавета Петровна, будто желая своим криком разрушить все мои чары, которыми я одурманил ее дочку.
– Ну, Мнемозиночка, ну, разве ты не видишь, что он очень старый?! – всхлипнула теща.
– Извините, но для своих шестидесяти трех лет я выгляжу еще вполне сносно, – не соглашался я, – и потом я уже, знаете, вышел на пенсию, так что времени у меня хоть отбавляй!
А поэтому у меня будет время, чтобы побольше уделять внимания и Мнемозине, и нашему будущему ребенку!
Мнемозина выразительно поглядев на меня, повертела пальцем у виска, поясняя этим жестом, что я обещал ей скрыть от ее родителей свой пенсионный возраст, но я в ответ ей лишь улыбнулся и подмигнул.
– Кстати, поскольку я сам все-таки профессор, Мнемозина могла бы учиться бесплатно в нашем мединституте!
– Бесплатно, вот это да! – оживился Леонид Осипович.
– Надо же какой подарок?! – с иронией усмехнулась Елизавета Петровна, – да моя дочь может позволить себе учиться в Лондоне, в Америке, где угодно и на кого угодно! А ты-то, дурак, чему радуешься?! – обратилась она к растерявшемуся Леониду Осиповичу.
– Да, я так, ничего, душенька, – стушевался Леонид Осипович, поеживаясь от ее злобного взгляда.
– Ладно, мама, хватит ломать комедию, я беременна, и делать аборт уже поздно! – с озорной улыбкой на лице, прижалась еще крепче ко мне Мнемозина.
Елизавета Петровна села в кресло, обхватив голову руками, и тихо запищала как пойманная мышь. Леонид Осипович, наоборот, стоял как вкопанный, широко раскрыв глаза и рот, но, не издавая при этом ни единого звука.
Мненозина казалась безучастной, она никак не могла оторваться от моих губ, будто нашла в них свое истинное спасение и от уголовного преследования, и от своих будущих родителей.
Потом ее родители молча поплакали, повздыхали, поглядели на Мнемозину, присосавшуюся ко мне жадной пиявкой, и с глубоким вздохом покинули нашу квартиру.
– Они уже ушли, – обрадовалась Мнемозина.
– Да, милая, – вздохнул я, прижимая ее к сердцу.
О, Господи! Неужели я когда-нибудь потеряю свою Мнемозину?!
О, Господи, если это будет, то сделай так, чтобы меня больше никогда не стало на этой грешной земле! Хотя если поглядеть на Мнемозину повнимательнее, то можно сразу понять, что девочка только что вкусила запретный плод, только дорвалась до секса, и теперь ее уже никакая сила не остановит, уж тем более
Глава 11. Жизнь жизней, спрятаная в ней…
Каким-то странным образом родители Мнемозины выяснили, что моим ближайшим другом и одновременно коллегой является Борис Иосифович Финкельсон, и теперь они решили повлиять на меня через моего друга.
На следующий день после нашего конфликта они узнали адрес Бориса и отправились к нему вечером домой.
Борис их встретил очень доброжелательно, думая, что к нему они обращаются по вопросу судебной экспертизы, но когда Елизавета Петровна заговорила с ним о том, что я, его лучший друг, соблазнил ее молодую дочь, обрюхатил, а потом втайне женился от них, Борис сразу весь вспыхнул.
В первую минуту даже не знал, как им ответить от удивления.
– Сделайте хоть что-нибудь, повлияйте на него, ведь вы его друг, – стала умолять его Елизавета Петровна, а потом вдруг потянула Леонида Осиповича за рукав, и неожиданно встала вместе с ним перед Борисом Иосифовичем на колени.
– О, Боже, да что же вы делаете?! – возмутился Борис Иосифович. —Встаньте сейчас же!
– Не встанем, пока вы нам не поклянетесь на него серьезно повлиять! – очень сурово поглядела ему в глаза Елизавета Петровна.
– Ну, что ж, тогда я вызову полицию, – фыркнул от такой неожиданности Финкельсон.
– Ну и вызывайте! – неожиданно заорала Елизавета Петровна, – но только я отсюда никуда не уйду! Пока не добьюсь своего!
– Что здесь происходит?! – вышла из соседней комнаты молодая жена Финкельсона, Люба, – что за шум!
Она тоже была беременна, только в отличие от Мнемозины должна была очень скоро родить, уже через две недели.
– Ага, значит и вы тоже, старый развратник! – уже поднимаясь с колен, по-недоброму ухмыльнулась Елизавета Петровна.
– Пожалуйста! Уходите! И не нервируйте мою жену, у нее беременность восемь с половиной месяцев! А то я буду вынужден вызвать милицию! – рассердился Борис Иосифович, пытаясь увести Любу за руку в комнату, как непослушного ребенка.
– Да, что здесь все-таки происходит?! – вырвала из его руки свою ладонь Люба, – может, мне кто-нибудь объяснит!
– Да, совсем ничего, – громко засмеялась Елизавета Петровна, – просто ваш муженек и его дружок Розенталь большие сволочи и извращенцы!
– Ой! Ой! – заохала Люба, хватаясь руками за огромный живот и приседая в кресло.
– Смотрите, до чего вы довели мою жену! – чуть ли не плача поглядел Борис Иосифович на Елизавету Петровну. – У нее из-за вас уже начинаются схватки!
– Дорогая, нам, кажется, уже пора! – попытался вывести за собой Елизавету Петровну Леонид Осипович, обнимая ее за талию.
– Да, никуда я не пойду! – заорала на него Елизавета Петровна, наподдав ему, как следует, сумкой по голове.
– Ой, она, кажется, насовсем свихнулась! – растерялся Леонид Осипович.
Борис Иосифович за это время успел дозвониться до «скорой помощи» и до полиции.