Мнемозина, или Алиби троеженца
Шрифт:
Но имел ли он на это какое-то моральное право?!
Я не хотел терять Капу, и поэтому как-то постепенно за разговором попытался внушить Филиппу Филипповичу мысль о том, что Капе более необходим я, чем он, и что именно со мной она будет счастлива, но стоило мне только заикнуться об этом, как Филипп Филиппович снова, как зверь, набросился на меня.
На этот раз я не успел увернуться от его удара правой, и поэтому получил под левым глазом багровый синяк. Филиппу Филипповичу тоже досталось от меня.
Его
После драки мы опять выпили и даже как-то подобрели друг к другу.
– Ничего, заживет, – говорил Филипп Филиппович, разглядывая мой синяк под левым глазом.
– Конечно, заживет, – соглашался я, с жалостью поглядывая на его разбитую губу и переносицу.
Говорить о беременности его дочери я не то, что боялся, просто у меня как-то не поворачивался язык, да и сам Филипп Филиппович выглядел как-то очень жалко и совершенно неуместно в нашей гостиной.
– Вы ждете дочь?!
– А вы ждете любовницу?! – после обмена этими фразами мы оба погрузились в молчаливое ожидание.
Больше всего меня беспокоил приход моих жен, уже в самом их приходе я предугадывал более серьезный скандал.
К тому же внимательно приглядываясь к респектабельному виду Филиппа Филипповича, и к его золотой печатке на среднем пальце с изображением двуглавого орла, чьи крылышки были густо усеяны бриллиантами, я ощущал невидимое присутствие других людей, которые в необходимый для него момент могли появиться в нашей квартире.
В общем, наше ожидание затягивалось, а воздух был весьма густо пропитан ощущением какой-то глобальной катастрофы.
И словно в подтверждение моих тревожных мыслей Филипп Филиппович набрал по своему телефону какой-то номер и бросил одну отрывистую фразу «Вы на месте?» – и, кивнув головой, отключил телефон.
Раздался звонок.
– У них были ключи, и это не они, – подумал я, и пошел открывать дверь. Филипп Филиппович кинулся за мной следом.
– Боитесь, что убегу?! – усмехнулся я, и открыл дверь.
На пороге стояли немного смущенные, Леонид Осипович с Елизаветой Петровной.
– Ну, принимай, зятек, гостей! – слабо улыбнулся Леонид Осипович, еще не видя за моей спиной притихшего, и затаившегося как зверь, Филиппа Филипповича, который сразу же после этих слов выбежал к гостям, все еще стоящим на пороге.
– Кто это?! – спросил он меня, пристально вглядываясь в такие же удивленные лица Леонида Осиповича с Елизаветой Петровной.
– Я спросил первый! – заорал Филипп Филиппович, и, достав из-за пазухи пистолет, направил его дуло сначала на меня, а потом на них.
– Это родители моей жены, – вздохнул я.
– Да, какая она тебе жена, старый развратник?! – возмущенно прокричала
– Так вы, значит, тоже пострадавшие?! – смутился Филипп Филиппович, уже пряча за пазуху пистолет.
– Так еще бы, – заулыбался Леонид Осипович, и, подойдя к Филиппу Филипповичу, горячо затряс его руку.
– А вот пистолетом нас необязательно было пугать, – насупившись и краснея, пробормотала Елизавета Петровна.
– Да, ладно, Лиза, это ведь наш человек! Может, мы вместе этого христопродавца на чистую воду выведем! – небрежно откликнулся Леонид Осипович.
– А ты не думаешь, что нашей дочке не сегодня, так завтра рожать от него?! – разнервничалась Елизавета Петровна.
Я захлопнул дверь, когда они вошли уже в квартиру, и прошел в гостиную. Филипп Филиппович и Леонид Осипович с Елизаветой Петровной тоже за мной зашли в гостиную.
– Так может и моя дочка беременна?! – спросил меня со злой усмешкой Филипп Филиппович.
– И ваша тоже! – все еще радуясь, сказал Леонид Осипович, усаживаясь в кресло.
– Ну и дурак же ты, Леонидыч! – и Елизавета Петровна повертела пальцем у своего виска.
– Ах, да, – опомнился Леонид Осипович, но Филипп Филиппович уже достал пистолет и направил его дуло мне в лицо.
– Ну что, старый козел, пришла твоя прекрасная кончина!
– Папа, нет! – вбежала в гостиную Капа, вслед за ней вбежали и Мнемозина с Верой.
– Папа, я прошу тебя, спрячь пистолет! – заплакала Капа, ухватившись своей рукой за запястье его руки с пистолетом.
– Я люблю его, я такая же жена как они! – и она кивнула головой в сторону Мнемозины с Верой, стоящих рядом со мной и уже прикрывших меня своими телами.
– Так ты, г*внюк, еще и троеженец, – зашелся нервным смехом Филипп Филиппович, в этот момент грянул выстрел, но его рука была уже опущена рукой Капы, и поэтому пуля ушла в пол.
Капа его тут же укусила за руку, он выронил пистолет, а ногой она отшвырнула пистолет в нашу сторону.
Мнемозина схватила его и направила дуло в Филиппа Филипповича.
– Дочка, дочка, прекрати! – взмолилась побелевшая от страха Елизавета Петровна.
– Ой, мне плохо! – сказала она и откинулась головой назад в кресло, в котором сидела.
– Воды! Воды! – заорал Леонид Осипович, вскакивая с кресла, и тут уже побежал на кухню.
– Может, вы все-таки уберете пистолет, ведь вашей матери плохо! – расстроено глядя на Мнемозину, вздохнул Филипп Филиппович.
– Это из-за вас ей стало плохо, – кривая усмешка едва обозначила рот Мнемозины.
– Ты только его не убивай! – жалостно вздохнула Капа.
– Если он будет вести себя пристойно, то может останется живым, – ответила Мнемозина.
Тут же у Филиппа Филипповича в кармане зазвенел телефон.