Мнгновения
Шрифт:
обетованную. Прорыв — это прощание; прощание навек с тем, что знакомо и близко, с тем, что, возможно, имеет и положительные стороны (вспомним знаменитые котлы с мясом в египетском рабстве). Прорыв — это безоглядное стремление к далекому, к надежде, к тому, что всегда имеет очевидный недостаток, ибо оно незнакомо — даже если образ его прекрасен. Церковь совершает прорыв; она раз и навсегда сделала свой выбор — идти вперед. Она раз и навсегда запретила себе тоску по тому, что осталось позади. Она приветствует то, что находится перед ней. Она здесь и уже не здесь; она еще не там, но уже там. Перед ней — далекий путь; путь, в котором будут битвы, страдания, зной и холод, голод и жажда. Да, иногда Церковь изнемогает и стонет — этого нельзя скрыть. Но нельзя скрыть и того, что она радуется. Таков выбор Церкви, путь Церкви; ее мысли, речи, действия обусловлены этим выбором. Прорыв Церкви — это вечный кризис, вечное противоречие — еще плененный, но уже освобожденный народ Божий.
Наш крест
Но как вы участвуете в Христовых страданиях, радуйтесь…
Первое Послание
Крест, который нужно нести, как нес Свой крест Иисус, рано или поздно дается каждому из нас. Это происходит с каждым в свое время — вне зависимости от наших желаний и действий. Не нужно заботиться о том, чтобы крест не пришел; свои силы
нужно беречь для того, чтобы не уклоняться от него хитростью или упрямством, чтобы не бросить его, не выдержав ноши, но чтобы принять его с твердостью и смирением. Не нужно стараться избежать страданий, но нужно стараться страдать не как «убийца, или вор, или злодей» — без надежды на утешение и радость во Христе. Нужно молиться о том, чтобы этого не случилось; о том, чтобы Дух Святой дал нам сил терпеливо нести крест, который нам предназначен. Да, каждому из нас предназначен крест — но это не последнее, а предпоследнее слово. Крест, который нужно нести христианину, имеет цель, а значит, имеет предел. Мы несем крест на пределе своих возможностей, поэтому нам больно и тяжело; но крест имеет предел. Мы несем его, участвуя в Христовых страданиях; там, где на смену страданиям приходит Воскресение, там мы «возрадуемся и восторжествуем»; там кончатся и наши муки. Крест не вечен, но вечна жизнь, которую дал нам Христос, приняв смерть на кресте. «Пройдет зима, растает снег, и наступит прекрасное лето; так пройдут страдания, и наступит радость для тех, кто умеет ждать» [5] . Об этой радости нужно помнить и во время ожидания.
5
Строки из лютеранского гимна Sollt' ich meinem Herrn nicht singen («Воспою Господу моему»), стихи к которому написал поэт XVII века Пауль Герхард (прим. пер.).
Искушение
Не сплю и сижу, как одинокая птица на кровле.
Псалом 101:8
Религия может быть личным делом каждого человека; примирение Бога с миром, происшедшее во Иисусе Христе — это Божье слово и Божье дело. Последнее слово Бога еще не произнесено; Он еще не предстал перед Своим творением во всей Своей славе — так, чтобы все глаза увидели, все уши услышали, все сердца приняли Его. Это значит, что каждый христианин в той или иной степени одинок и чужд людям, которые его окружают. Он видит, что в мире живет очень мало его собратьев, и каждую минуту их остается все меньше. Он обречен на такую изоляцию. Какими силами обладает маленькая горстка христиан? Что они могут сделать на огромной ярмарке, на бескрайнем поле сражения, в большой тюрьме или в сумасшедшем доме? — Ведь человеческая жизнь предстает перед ними именно в таких образах. Что значит божественная сила Благой вести, прославленная Павлом, в сравнении с силами государства, с мировой экономикой, с последними достижениями науки и техники? Если христианин не видит этих соблазнов, которые окружают его со всех сторон, это значит, что он зарывает голову в песок; если же он сознательно не хочет видеть окружающую реальность и прячется в веру, чтобы не задавать себе этих неприятных вопросов, это значит, что он зарывает голову в песок еще глубже. Так делать мы не должны. Мы должны прямо и смело смотреть на все, что вокруг нас — в неколебимой надежде, что в тот день, когда Иисус Христос явится миру во всей Своей славе, Его голос услышат все — и мертвые, и живые.
Преходящий мир
И мир проходит, и похоть его…
Первое Послание Иоанна 2:17
Проходит мир, ибо приходит Он, а с Ним и в Нем — тайна Его величия. Перед лицом Его мир и все желания мира не могут сохраниться. Он приходит, и мир предстает перед судом: не только злой, но и добрый мир. Он приходит, и над миром вершится суд — все трещит, ломается, рвется по швам, разбивается вдребезги; суд вершится и над каждым из нас. Ты думаешь: «Вот это я должен сохранить; это мне нужно и полезно»; но Тот, Кто приходит, говорит: «Нет, тебе это не полезно, но вредно, немедленно брось это!» Ты думаешь: «Вот это может меня исцелить»; но Тот, Кто приходит, говорит: «Нет, это не исцеляет, но губит тебя, немедленно брось это!» Ты думаешь: «Вот это правильно»; но Тот, Кто приходит, говорит: «Нет, это заблуждение, немедленно брось это!» Так и должно быть: когда Он приходит, мы должны преклониться перед Ним; когда Он велик, мы малы; Он бессмертен, а мы должны умереть. Почему это так? Потому что тайна нашей жизни состоит в том, что наша жизнь и весь мир принадлежат Богу и находятся в Его руках. Бог любит мир. Его любовь проявляется и в том, что мир
не стоит на месте, но проходит; все проходит пред Его лицом. Бог любит мир; Он говорит: «Я сделаю все по-новому!» Поэтому все старое должно умереть и дать дорогу новому; иначе и быть не может.
Смерть
… Человекам положено однажды умереть…
Послание к Евреям 9:27
«Конец» как понятие значит и для христианина: до этой черты и ни шагу дальше! Тебе было дано время; сейчас оно кончилось. Тебе были даны способности и шанс их реализовать; второй раз этого не дается. Сейчас уже поздно что-то менять; уже нельзя ничего исправить или улучшить. «Твой час пробил — ты должен умереть» [6] . Чем же была вся жизнь? Кажется, только черновиком, попыткой — как же тяжела была эта
6
Ф. Шиллер, Вильгельм Теллъ, IV акт, третья сцена. Пер. Ф. Б. Миллера (прим. пер.).
ему покой, если на то будет Его святая воля. Если все — в руках Господа, то разве может смерть прийти к христианину слишком рано? Она приходит по воле Господа; примем же ее со смирением и благодарностью.
Предки
… Ибо у Него все живы.
Евангелие от Луки 20:38
В «общине святых» имеют право слова, голоса и действия не только живые, но и мертвые; не только те, чей земной путь еще длится, но и те, чей путь уже завершен — их слова, их произведения, их история не исчезают с их уходом, но наоборот — часто вступают в важнейшую, решающую стадию именно после их ухода, среди их потомков; уже свершившаяся история образует с историей, которая свершается, неразрывную связь. Между грешниками всех времен, собранными во Христе, идет непрерывная беседа, происходит нескончаемое движение навстречу друг другу. Для Церкви нет прошлого. «У Него все живы». Только закоренелый, законченный язычник, который для невидимой Божьей Церкви навсегда погиб, не мог бы иметь права слова в будущем. Но законченных, полных язычников не бывает; поэтому все — в том числе и «относительные», «частичные» язычники — могут говорить, говорить как те, чья глупость уже известна и разоблачена. Бог есть Господь Церкви. Мы не можем предугадать заранее, какие люди, жившие в прошлом, сыграют важную роль в нашей
собственной жизни, в нашей собственной работе. Может быть и так, что голос из прошлого, которого мы не ждали, голос, показавшийся нам сначала ненужным и неприятным, и есть самый для нас важный и нужный. История свидетельствует о Божьей истине, а не о наших достижениях; поэтому мы должны отказаться от любых предрассудков по отношению к ней, отказаться от любых суждений «раз и навсегда» и быть всегда открытыми для нового.
Мы увидим
Смерть смерти
Смерть! где твое жало?
Первое Послание к Коринфянам 15:55
Что значат перед Богом смерть и ее сила? Смерть — последний враг человека; но и ей не дано совершить над людьми все, что она хочет. Бог дал ей силу, но Бог властен и отнять ее; Бог дал ей оружие, но Бог властен и разоружить ее. Поэтому когда мы умираем, мы тем не менее не оказываемся один на один со смертью; мы не вступаем в область, где она обладает божьей властью; смерть — это шаг навстречу Тому, Кто Господин всего — и Господин смерти. Мы были в Его власти при жизни, и мы останемся в Его власти после смерти. Не нужно бояться смерти; нужно бояться Бога. Но в самом страхе Божьем нам суждено найти утешение; его найдет каждый из нас, даже самый несчастный, самый безутешный. Бог — наш Спаситель, наш Помощник и в смерти — разве это может быть иначе? Да, с нами случится это неизбежное, это горькое, это страшное событие — все мы умрем; но Господь всегда — даже в смерти — будет для нас величайшим Благом и Источником всякого блага. Никогда — даже в смерти — мы не перестанем быть Его созданиями, Его возлюбленными детьми. Смерть не властна хоть что-нибудь изменить в этом. Смерть — это граница нашей жизни, но Господь наш — это Граница нашей смерти. Да, смерть разлучает нас с тем, что мы любим, с тем, что нам дорого. Но Бог всегда остается Богом, нашим Спасителем и Помощником, нашим Упованием — разлучить нас с Богом смерть не может. Ей это не под силу. Хорошо обдумаем это, а затем спросим себя: что же тогда вообще ей под силу?
Дисциплинированная надежда
Да приидет Царствие Твое…
Евангелие от Матфея 6:10
У Церкви есть цель — Царство Божье. Эта цель — причина вечного беспокойства для людей, принадлежащих к Церкви; для людей, чьи дела несоизмеримы с огромностью этой цели. Тем не менее это чувство не должно отравлять христианину его существование. Может случиться, что у человека, который захочет сравнить Церковь с ее целью, опустятся руки — руки, уже положенные на плуг, уже готовые к работе. Те, кто не испытал этого тяжелого, давящего чувства, не могут понять подлинной динамики этого вопроса. Человек в Церкви — это птица в клетке; птица, которая хочет вырваться и в тоске бьется о прутья клетки. Наши проповеди, наши богослужения — какая это малость! Но там, где апостольская Церковь жива, это чувство, хоть оно и знакомо каждому члену Церкви, не уничтожает, не сжигает дотла его душу. Если мы действительно уповаем на Царство Божье, мы не стыдимся увидеть в своем приходе, в своей церкви единую, святую, соборную и апостольскую Церковь. Надежда христиан по сути своей революционна;
по сравнению с ней все другие революции, о которых мы знаем и которые мы пережили — холостые патроны, и не более; но христианская надежда — это дисциплинированная надежда. Она подразумевает определенные ограничения для человека. Там, где ему позволено быть нетерпеливым, но в то же время совершенно спокойным, там, где ему дано найти в своей общине собратьев по устремлениям и по смирению — там, при свете улыбки Бога, он должен осуществлять свое призвание. Так — в нетерпеливом ожидании — идет Церковь навстречу будущему — навстречу Богу.