Многомужество-5. Медвежья Ласка
Шрифт:
— Это был ты… — широко распахнув глаза, уставилась на бера, который вовсе не испытывал стыда за свой поступок и коротким толчком выбил рой разгневанных мыслей из моей головы.
Качая тазом совершенно в другом ритме, что мне сегодня удалось узнать, Берд неторопливо жал на меха, раздувая пламя медленными, но мощными толчками. Он не торопился украсть момент, не спешил, спустившись к ключицам и изучая их губами. Позволял царапать собственную спину, слушая мой сдавленный хрип.
Это был он. Это не сон.
В памяти начали всплывать моменты из того
Темные волосы, аромат терновника и блеск серых глаз, видевшихся мне из-под дрожащих ресниц.
Жесткие пальцы резко сомкнулись на задней стороне шеи, приподнимая мою голову в воздух, позволяя беру за секунду оказаться в тесной близости с моим ртом. Он смотрел в упор, двоясь от такой близости, и продолжая двигаться, не сбиваясь с ритма.
Это гипнотизировало. Подавляло всякое сопротивление, которое медведица, учуявшее неладное, растоптала мощными лапами, уничтожая дурь у меня в голове.
— Я медведь, — прошептал, толкаясь в меня с непреодолимой чувственностью. — Не мог отказаться от меда. Но я воспитанный медведь, и я спросил разрешения.
— Нахал.
Губы дрогнули в улыбке, напоминая те тягучие слова, произнесенные бером под утренний туман снов. Как он шептал мне о медовости вкуса и признавался в том, что всю жизнь бы провел так.
— Я твой. А ты моя, — облегченно выдохнул и поцеловал, позволяя провалиться в это густое море, что тянуло меня в глубину.
Гибкий, горячий язык плавно изучал рот, позволял кусать губами мужские губы, сплетаться с ним запахами, присваивать его, этого огромного бера, которого никому покорить не по силам. Оставлять на нем свои метки, обозначать и доказывать всем вокруг, что он мой.
— Ты мой. Я твоя.
Тесная близость, жар сотканных стонов и дыхания, нежности и ласки, обрушивавшихся, словно с неба, сделали свое дело, и к обрыву я подошла, сплетаясь пальцами с бером. Выгибаясь грудью к небу и закрыв глаза, ловила губами воздух, даже не пытаясь унять крик, рвущийся на волю.
Мир перед глазами кружился, бешено вращался, вминая меня в постель. Если бы не Берд, лежащий сверху, я, возможно, взлетела бы к потолку, потная, утомленная, но дрожащая от переполнявшей целостности.
Я целая.
Мне нужны эти беры просто для того, чтобы дышать, спать, есть и даже открывать рот. Мое существование без них не несет никакого смысла, только пустую суету и серость.
Наверное, в ту секунду я по-настоящему ощутила себя берой, познавшей парность, которая стремительно переворачивает жизнь с ног на голову. Хотя, если быть точной — с головы на ноги. Ведь все происходящее впервые показалось мне правильным.
Правильный вдох, правильный взгляд, правильные объятия и правильный бер рядом. Жизнь обрела понимание, благословляя меня и даря способность видеть мир таким, каким его видят беры.
Моя медведица…
Нежность к зверю, к которому я раньше испытывала смесь страха и раздражения, выплеснулась на образ, который я видела в своей голове. На секунду мне даже показалось, что она лижет мне
Я теперь под охраной, я под защитой. У меня есть мои беры и мой зверь.
— Я чувствую, что у тебя щиплет в носу от слез, Ласка, — немного осуждающе протянул он. — Только не выдумывай…
— Ты иногда бываешь таким занудой, — фыркнув то ли от смеха, то ли от того, как дрогнула грудь, открыла глаза и повернулась к беру, касаясь пальцами его лица.
— Я такой, — не смутился он, пытаясь губами поймать кончики. — И буду продолжать, пока не сознаешься, что тебя расстроило.
— Это от счастья. Я с медведицей помирилась.
— Это замечательно, — растянув губы еще шире, бер позволил увидеть звериные заостренные клыки, которые теперь казались милым дополнением к образу грозного медведя. — Может, это поможет ей показать себя. Вам обеим нелегко пришлось. Жить со зверем в ссоре — непосильная ноша.
— Наверное, ты прав. Я сама виновата в том, что она не захотела дарить мне свою шубу.
— Это обязательно случится. Вот увидишь. Не к месту сказано, но, наверное, Буря права: наша мама может помочь. Она к зверям ближе всех.
— Хорошо бы.
— Есть хочешь?
— Зверски, — не постеснялась признаться, слыша, как удалившиеся на время братья вернулись, тихо шагнув в комнату.
Словно уловив момент, Берд ловко накрыл меня покрывалом и поднялся с постели, по-беровски не стесняясь наготы.
Несмотря на повисшее молчание, обстановка в целом была уютной и умиротворяющей, будто нам не нужно говорить, чтобы понимать и слышать друг друга. И поэтому беры позволили мне притворяться безжизненным бревнышком, подкатывая к кровати стол и расставляя тарелки, от которых веяло таким аппетитным ароматом, что я сама себе позавидовала — ведь я сейчас это съем.
— Берочка, ужин готов, — позвал Харланд. Я лениво собралась в кучку, замоталась в кокон покрывала и подползла к краю постели.
Загремели ложки и вилки, из рук в руки передавался хлеб к жаркому, а мне все подкладывали самые вкусные кусочки на тарелку из общего котелка.
Едва не рыча от удовольствия, я забрасывала их в рот, каждый раз облизывая с пальцев сок, текущий густыми каплями.
— Что?
— Не делала бы ты так, бера, — покачал головой Харланд, не пряча своей потрясающей улыбки. — Вкусно слишком.
Щеки снова стали пунцовыми, но на этот раз совершенно по другой причине. Не от смущения, а от приятности комплимента и понимания, как это могло выглядеть со стороны.
— Я думаю, на сегодня достаточно, — не дав нам продолжить, сказал Берд, отряхивая руки. — Ласке сегодня только спать, и так на поводу у ее медведицы пошли.
Мишки заметно погрустнели, опуская глаза, а я же в свою очередь ими только хлопнула.
— Но я отлично себя чувствую!
— Завтра повтори мне это, чтобы я убедился, — Берд повернулся и легко поцеловал меня в губы, поднимаясь, чтобы отодвинуть стол. — А сегодня только спать!