Многоножка

Береснев Вячеслав

И что тогда делать?

Ромка беспокойно обернулся. Женщина продолжала звать их.

– Идёт за нами… Побежим на счёт три.

Тамара округлила глаза, не сразу сообразив, с чего вообще ей начать оборонительную линию.

– Главное – не сопротивляйся, – сказал Ромка спокойно. – Раз.

«Чему не сопротивляться?! Он меня бросить решил?!» – ужаснулась Тамара.

– Два.

– Куда намылились, вандалы?!

– Три!

Ромка рывком оторвал Тамару от земли, взвалив на руки, и рванул вперёд. Та едва не выронила Стикер,

потому что от таких наглых прикосновений всё её тело в один момент воспротивилось и попыталось вырваться. Но Тамара взяла себя в руки, вспомнив про его предупреждение, и поглядела на стремительно удаляющуюся женщину: видя, что ей их не догнать, она достала телефон и, видимо, фотографировала их. Тамара поспешно спрятала лицо. Ромка на бегу пыхтел, как паровоз, хотя пробежал всего несколько метров – потому что бегать с такой ношей было весьма непросто. Но в тот момент Тамара была ему благодарна за то, что он выбрал сложный путь вместо того, чтобы бросить её и сбежать самому.

Они промчались так целый квартал. Женщина осталась далеко позади, но Ромка этого не знал – видимо, его вперёд гнал страх, как тогда, с полицейскими.

– Всё, оторвались, – сказала Тамара спустя время, когда впереди показалась дорога, – выпускай меня, лошадь.

Очутившись на земле, Тамара поправила помятую одежду и съехавшую на глаза шапку. Ромка упёрся ладонями в колени и тяжело дышал.

– Ты как?… – спросила Тамара.

– Да так себе… – пропыхтел хулиган, вытерев лоб рукой, – ты тяжёлая…

– Будь на моём месте любая другая девушка – она бы обиделась. Но да, иногда я просто неподъёмная. Насчёт той женщины… Кажется, она сфоткала нас на телефон, когда мы убегали.

Ромка лишь махнул рукой.

– Не парься. На телефонах качество дерьмо. Мы там размытые, а на улице темень. Главное, что теперь проблем не будет.

Тамара терпеливо дождалась, пока он отдышится и, наконец, выпрямится. Ей хотелось поскорее на остановку, пока транспорт не перестал ходить окончательно, но не хотелось торопить события. Ромка – и она нисколько не боялась себе в этом признаться – заинтересовал её, как человек, не просто способный делать что-то незаконное, а совершенно этого не боящийся, а даже наоборот, стремящийся к тому, чтобы испытать азарт нарушения общественных правил. При этом нарушения его если и были злом, то злом весьма симпатичным, обладающим каким-то сложноощутимым собственным безобидным почерком.

– Куда теперь? – спросила она.

Ромка пожал плечами.

– Ты где живёшь?

– На Звёздной. Остановка «Радиоколледж».

Ромка нахмурил брови, задумавшись.

– Это… в сторону Юго-Западного?

– Нет, это в сторону радиоколледжа.

Они молча посмотрели друг на друга.

– Я не шучу, – серьёзно сказала Тамара.

– Я понял, за дурака не держи. Ехала-то ты на чём?

– Сам же видел – на четырнадцатом.

– Тогда пошли, будем ловить.

Стоя на пустой остановке, Тамара спросила:

– Слушай.

А про того пса, которого ты отравил. Это правда была?

– Ага, – сказал Ромка флегматично, сунув руки в карманы куртки. – Бимкой его звали.

– И тебе его нисколько не жалко?

– А чего его теперь жалеть. Времени прошло много. Наверняка уже переродился тысячу раз.

– Но ведь… Ведь пёс же!

– Ну пёс и пёс. Что мне с того, что он пёс?

– Просто брать и убивать собак, чтобы посмотреть, как они умрут – это неправильно!

Ромка перевёл на неё взгляд.

– Я не просто посмотреть. Мне тогда надо было знать, как я на это отреагирую.

– То есть?

– Мне было… Не помню, сколько. Может, двенадцать, может меньше. Мы с ребятами с соседних домов как-то играли во что-то типа войнушек. И среди нас был пацан по имени Дима. Ну знаешь, такой вид людей – пухлые, вечно неуверенные в себе, вечно старающиеся быть на одной волне со всеми. Этот был из таких. Мы его брали просто для количества, но вообще от него были одни проблемы. Ныл постоянно, жаловался, доставал всех. Дурачок был, в общем. И как-то раз… этот не едет?

– Нет, этот до больницы. Ну и что было?

– А, да, короче… Играли мы как-то толпой на гараже в героев и злодея. Ну и этот Дима тоже забрался, хотя раньше всегда трусил и не залезал. Его все дразнить начали, мол, в себя, что ли, поверил? В общем, его тоже к героям взяли, как он хотел. А я во всех играх всегда играл злодеев. И в тот раз тоже. И вот, в общем, Дима мчится на меня, а я – вообще неожиданно – хватаю его за шею, как в фильмах, разворачиваю и ставлю к краю гаража. До земли метра два-три, но если упасть на спину – может серьёзно не поздоровиться. А Дима ещё и больной был постоянно. И я, как бы, всё это зная, смотрю на него, как он за руку хватается, смотрит на меня как щенок, которого я вот-вот утоплю. И вот тогда… в тот момент, когда ему на помощь никто особо не спешил, я почему-то заметил в себе, что не чувствую, что это всё ещё игра. И что я бы его легко скинул вниз – или не скинул бы, мне вообще было всё равно. И я думаю об этом, а потом понимаю, что у меня рука устала уже держать. Я попытался его обратно на гараж закинуть, только этот олух всё равно как-то умудрился упасть.

– И что потом?

– Угодил в больницу, мать его постоянно орала на меня, когда видела, и на семью мою чуть ли не порчу насылала. Мне было, в общем-то, всё равно на это, пока она не сказала: «ты и в самом деле тварь». И тогда я подумал: да нет, да быть не может. Неужели, на самом деле я плохой человек, и это такое клеймо, что никак его не снять? Не представляешь, как долго я об этом думал. Так долго, как вообще может о чём-то думать пацан в моём тогдашнем возрасте. Родителей спрашивал, мол, неужели я на самом деле плохой человек? Бате было всё равно, а мама сказала, мол, не забивай голову пустяками. И вот тогда я решил проверить.

Конец ознакомительного фрагмента.