Многосказочный паша

Марриет Фредерик

— Не бойтесь, гостеприимнейший господин, нам не нужно ваших лакомств. Мы желаем только знать причину этого неслыханного до сих пор указа и то, каким средством вы добыли себе такой ужин.

— Вы все услышите, — отвечал Юсуф. — Юсуф всегда и во всем полагается на Бога. Когда приказ халифа дошел до ушей моих, я совсем потерялся. Случились мне проходить мимо бань Бермукки, где встретился я со знакомым банщиком.

Далее Юсуф рассказал, каким образом он добыл деньги, и рассказ его очень забавлял слушающих.

— С

этих пор, — продолжал он, — не хочу быть водоносом, буду до смерти своей банщиком. Да падут все несчастья на голову этого злого халифа. Хвала Аллаху! Запереть бани ему не придет никогда в голову!

— Но, — сказал Джаффар, — положим, что это пришло бы в голову халифа завтра утром.

— Да постигнут тебя все скверности, когда ты посетишь могилы отцов своих! — закричал Юсуф, взбесившись. — Зловещая птица, разве я не предостерегал тебя, разве ты не обещал мне не предполагать ничего? Верно, сам черт в связи с тобой и шепчет твои желания на ухо халифу, а тот их потом издает в своих глупых указах.

— Прошу от всего сердца простить меня, не скажу более ни полслова, — сказал Джаффар.

— Тогда ты хоть раз сделаешь что-нибудь умное. Держись и впредь этого правила, а отсюда убирайся, пока я не проводил тебя сам этой палкой.

Глаза Юсуфа сверкали от гнева, и гости благоразумно последовали его совету.

— Мы еще увидимся с вами, добрый Юсуф, — сказал халиф, сходя с лестницы.

— Убирайтесь вы все трое к черту и не показывайтесь никогда мне на глаза со своими гадкими рожами! — воскликнул водонос, захлопнув за ними дверь.

Халиф удалился от него в самом веселом расположении духа и вошел со своими спутниками через потаенные двери в сераль.

На другое утро халиф держал диван, в котором присутствовали все муллы и вся знать; он выдал при всем собрании приказ запереть на три дня в Багдаде все бани под страхом смертной казни. Багдадцы были вне себя от удивления.

— Что бы это значило? — говорили они. — Вчера было нам запрещено пользоваться водой из Тигра, сегодня запрещены бани, а завтра, чего доброго, велят запереть мечети.

Они качали головами, между тем как говорили:

— Это делается, вероятно, для блага народного.

Несмотря на то, указ был разослан по всем баням. Наряженные для того сановники заперли прежде всего баню аль-Рашида, потом Зобеиды и кончили банями Бермукки, в которых Юсуф нашел для себя занятие.

Когда баню заперли, то содержатель ее и банщики стали роптать на друга Юсуфа, говоря, что он причиной тому, что бани заперты, потому что Юсуф, принужденный указом оставить прежнее свое занятие, принес это запрещение с собой в бани.

Между тем Юсуф шел к своей новой должности, бормоча про себя:

— Я — Юсуф, и моя надежда на Бога! Буду служить при бане до самой смерти.

Не зная ничего об указе, Юсуф приблизился к дверям бани, перед которыми

стояла толпа банных служителей. Он присоединился к ним.

— Что новенького, братцы? Что, дожидаетесь ключа? Или испортился замок? В таком случае положитесь на мою силу.

— Разве ты не слыхал, что по указу халифа под страхом смертной казни велено запереть бани на три дня? Юсуф опешил от изумления.

— Проклятые муссульские купцы! Да падет вечный срам на могилы отцов их! Их предположения всегда сбываются. Я отыщу их, и они узнают меня.

Говоря так, Юсуф со своими щетками, бритвами и мылом удалился. В бешенстве пробегал он часа два по улицам, и каждому встречному смотрел в глаза, думая отыскать тех, на кого хотел излить весь свой гнев.

Пробегав довольно долго, сел он на большой камень.

— Хорошо же, — сказал оп, — я все-таки Юсуф, и моя надежда на Бога Но я сделал бы лучше, если бы вместо того, чтобы бегать за этими бестиями, подумал о средствах достать себе ужин

С этими словами он встал, пошел домой, оделся получше, свернул красный бумажный шарф в тюрбан, взял ковры, которые употреблял при молитве, и намеревался идти на базар, чтобы там продать их. Проходя мимо мечети Гуссейна, он увидел в ней нескольких мулл, читавших и толковавших трудные места в коране Юсуф преклонил колени для молитвы, и когда воротился к дверям мечети, встретился в них с женщиной, которая, по видимому, кого-то дожидалась. Она начала говорить с ним:

— Господин, — сказала она, — по вашей хорошей одежде вижу, что ваша милость служит у кади.

— Чего ты хочешь? Я — Юсуф, и моя надежда на Бога

— О мой хаджи, будьте моим защитником! У меня есть должник, который присваивает себе мою собственность

— Вы можете в этом положиться на меня, — отвечал Юсуф — Я сильная рука закона, и мое влияние на двор столь велико, что недавно я подал мысль для двух указов.

— Вот великие слова!

— Теперь скажите мне, кто ваш должник? Я представлю его перед кади. Скорее объясните мне, в чем дело, и я, справедливо ли ваше требование, или нет, за несколько драхм все обработаю в вашу пользу.

— Я хочу жаловался на моего мужа, который ушел от меня и расточил мое приданое: пять динарий, платья и уборы

— Чем занимается ваш муж?

— Он плетет коробки.

— Не теряя времени, моя милая, покажите мне это чудо несправедливости, и, клянусь Аллахом, я пристыжу его.

Тут женщина развила чалму, в которой находились ее деньги, вынула оттуда три драхмы и вручила их Юсуфу. Юсуф взял деньги и, приосанясь, чтобы более походить на благородного, велел вести себя к виновному. Женщина привела его к большой мечети, где муж ее, маленький тщедушный человечек, с большим рвением исполнял свои молитвы. Юсуф схватил его за ворот и, не сказав ни слова, хотел вытащить оттуда.