Многоточие
Шрифт:
Снежана. Обычная расхожая фраза. Не придавайте ей значения.
Головин. Как бы то ни было, я впервые дождался позитивной реакции.
Снежана. Рада за вас. Зато ваши реакции всегда предсказуемо профессиональны.
Головин. Так это естественно. Я – на работе.
Снежана. А я вот – в следственном изоляторе.
Головин. Вы правы. Но это – противоестественно. Хотя доказать столь явную вещь почти невозможно.
Снежана.
Головин. Если привыкну, то это значит, что безусловно пора завязывать. Я все еще не привык к тому, что люди утрачивают свободу. В особенности – такие, как вы.
Снежана. В России много таких, как я. Это вместительная страна. Большая, широкая, протяженная. И столько в ней всяческих городов. И в каждом из них в свой срок подрастают такие, как я, абитуриенточки. И всем неймется. И едут в столицу. За кругозором и горизонтом.
Головин. За свежим ветром и за духовностью. И прочими подобными прелестями. А в общем – за переменой судьбы.
Снежана. А вам, московскому человеку, хотелось бы, чтобы мы сидели тихонечко в норках своих и не дергались?
Головин. Зачем же – в норках? Один мой приятель рассказывал про ваши края. Он из Тюмени доплыл до Тобольска и восхитился – вдруг, как из облака, явился этакий белый терем.
Снежана. Что ж сам в этом тереме не остался?
Головин. А с вами, как на грех, разминулся. Но Бог с ним. Поговорим о вас. Что вы однажды рванули в столицу и что она вас так возбудила, это мне более-менее ясно.
Снежана. Уверены?
Головин. Хрестоматийный сюжет. Само собой, с некоторыми вкраплениями сугубо современных оттенков.
Снежана. А в них, как уверяют, спит черт.
Головин. Бывает, что спит, но чаще – бодрствует. И черт с ним, с чертом. В конечном счете – старый облезлый господин. Сейчас положено верить в Господа, креститься, мысленно бить поклоны. Страна стала истово богомольной. Хотя термоядерное оружие и политическая возня не слишком совмещаются с Богом. Но это мало кого смущает. Все бойко поминают Всевышнего. И даже – ни-спровергатели власти. Надеюсь, я вас не очень задел.
Снежана. Ничуть не задели. Я вдвое моложе, но вдосталь навидалась господ, не верящих ни в Бога, ни в черта.
Головин. Оставим эту тему теологам. Вряд ли мы оба в ней знатоки. Тем более, живем на земле, а у нее свои законы.
Снежана. Не знаю, есть ли на ней законы. Да и меняют их что ни день. По мне так всего один закон свят и незыблем. А все остальные – это приказы. Большая разница.
Головин. Какой же закон, откройте секрет.
Снежана. Старый, отброшенный за ненадобностью. Воспринимаемый как анекдот. Свобода и равенство. Можете фыркать.
Головин.
Снежана. Давно это вам растолковали?
Головин. В четвертом классе. Пока я потел и мучился над грошовой задачкой, сосед по парте решал интегралы. С тех пор я за равенство не боец.
Снежана. Приятно слышать от адвоката. А как там с равенством перед законом?
Головин. Не знаю. Свободное соревнование неотвратимо ведет к иерархии. И не придерживается правил.
Снежана. Отличник ваш – тоже такого мнения?
Головин. Я полагаю – с ним все в порядке.
Снежана. Выбился из массы во власть?
Головин. Не знаю. Годы нас развели. Я, кстати, не демонизирую власть. И не сакрализирую массу.
Снежана. Каждый сверчок знай свое место. Понятно.
Головин. Приятно, что вам понятно. Не зря же вы сметливая девушка.
Снежана. А скучно, должно быть, вам жить на свете.
Головин. Притерся. И скажу вам на ушко: не дай Бог вам жить в нескучное время. У нас население многокрасочное. С ним мало никому не покажется. Фасады меняем, а суть все та же. И предки наши не преуспели, и детки наши не воспарят. Нам выпало жить в ином измерении. Будь золотой медалист, будь троечник.
Снежана. Нет, троечники – всегда в цене. Троечники ничем не рискуют. Не возражают, не раздражают. Сидят и ждут, чтоб пришел их час.
Головин. Ну что же. Иногда – дожидаются.
Снежана. Так разумеется, разумеется. Наша награда – за долготерпение. Главная русская учеба – ждать и терпеть, терпеть и ждать. Трудно ей выучиться, но – надо. И после – жить по китайскому счету. Под колыбельную. Годы и годы. Даже века и тысячелетия. И вот однажды – когда неизвестно, но это значения не имеет – будет на вашей улице праздник. Усядетесь вы, белоголовый и белобородый, у подоконника и будете полумертвыми глазками смотреть, как плывут мимо вас по реке тихие трупы ваших врагов. И получать свое удовольствие.
Головин. Зубки у вас все равно что бритва, а язычок, как жало у пчелки. Но зря вы расходуете патроны. Поверьте слову, не та мишень. Я очень хочу вас отсюда вытащить, хотя надежда невелика.
Снежана. Спасибо.
Головин. За что же?
Снежана. За откровенность.
Головин. Вы – сибирячка, стало быть, с вами можно беседовать по-муж-ски. Без замшевых рукавичек. Климат в отчизне похолодел.
Снежана. К этому климату я привычная. Да и сама это поняла. Не зря же вы меня похвалили. И что на Руси у нас по сю пору нет независимого суда, тоже давно поняла. Сметливая.