Моцарт и его время
Шрифт:
Впрочем, этими намеками все и ограничивается. На самом деле письма к кузиночке — самое яркое в эпистолярном наследии Моцарта проявление словесной игры, до которой он был великий охотник. Все эти бесчисленные вариации на тему одного и того же глагола, все эти зеркальные перестановки — «тем лучше — лучше тем», бесконечные рифмы, забавные перевертыши и ротации букв в словах и цифр в числах («Мйегнам» вместо Мангейма и «5 ярбятко 7771» вместо 5 октября 1777) — все это плоть от плоти тех художественных игр, которыми полна музыка Моцарта. Так же, как со словами, он играет с мотивами, фразами, фактурными фигурами и даже музыкальными формами. Уже только за то, что кузина вдохновила его на такие беззаботные и раскованные эпистолярные забавы и при этом скрасила Вольфгангу не столь уж радостные дни в
Первая серьезная любовь Моцарта — Алоизия Вебер — была дочерью копировальщика нот и суфлера мангеймского театра. Вначале Вольфганг упомянул о ней мимоходом, описывая поездку в небольшой городок Кирхеймбо-ланден, в имение принцессы Оранской, где они оба участвовали в концерте:
> Она по-настоящему великолепно поет, и у нее прекрасный чистый голос.
У нее нет только сценических навыков, а то ее взяли бы примадонной в любой театр. Ей всего 16 лет. Ее отец — в высшей степени порядочный немец, который хорошо воспитывает своих детей, и именно в этом
а Письмо от 5 ноября 1777 г. — Впе/еСА II. 5. 104-106 (пер. Е. Байер. — Там же. С. 390-394).
Ь Письмо от 5 ноября 1777 г. — Впе/еСА II. 8. 105 (пер. Е. Байер. — Там же. С. 393).
с Письмо от 3 декабря 1777 г. — Впе/еСА II. 8. 164 (пер. Е. Байер. — Там же. С. 397).
О странностях любви
А
Н
О.
О
2
О
8
А
8
го
8
*
причина, почему девушку здесь преследуют. У него шесть детей, пять девушек и сын. [...] Мою арию... она поет превосходноа.
Чувствуется, что Вольфганг взволнован. С похвалы голосу Алоизии он сбивается на невнятные намеки на какие-то преследования завистников, пишет о пяти (!) вместо четырех дочерях, занижает возраст Алоизии по крайней мере на год. В последующих письмах к отцу восторги по поводу голоса и музыкальности Алоизии становятся все более и более пылкими. Вольфганг начинает с нею занятия, он пишет для нее арию Иоп зд д’опде у1епе на стихи Пьетро Мета-стазио из либретто оперы «Олимпиада»:
> Когда я закончил ее, то сказал МИе Вебер: Выучите сами эту арию,
спойте ее по Вашему %из!о [вкусу]; потом дайте мне послушать ее, после этого я скажу Вам откровенно, что мне нравится и что не нравится. Через два дня ... она пропела мне ее, сама себе аккомпанируя. Я должен был признать, что она спела ее точно так, как я того желал и как мне бы хотелось научить ее*.
Насколько по стилю беседа с Алоизией, пересказанная в письме к отцу, отличается от написанного в тот же день послания к Марии Анне Те-кле! В отношении к Алоизии нет и следа легкомысленной бравады, отличающей общение с кузиночкой. Моцарт в полном восторге от своей ученицы, его вдохновляет сама роль ментора юной девушки (может быть, не случайно он преуменьшал ее возраст?). Всю жизнь во всех житейских вопросах его опекал отец, даже в поездку он, молодой мужчина, отправился вместе с матерью. Теперь же Вольфганг сам опекает и наставляет, и это новое, «взрослое» ощущение наполняет его восторгом не менее острым, чем радость от успехов Алоизии. Вне всякого сомнения, на этот раз путь любви прокладывало искусство,
Моцарта вдохновляет роль советчика и спасителя «бедной семьи». Он весь с головой уходит в устройство будущей карьеры своей возлюбленной. Перед ним открылась заманчивая перспектива создать творческий тандем «композитор - певица». В XVIII веке такие прецеденты уже встречались, причем с одним из таких семейств Моцарты были лично знакомы. Композитор Иоганн Адольф Хассе и примадонна Фаустина Бордони составили легендарную пару, в которой оба супруга, поддерживая друг друга, достигли максимальных высот в своей карьере. Нечто подобное, вероятно, вообразил себе и Вольфганг.
Моцарт настроен серьезно. Его занимают не только совместные творческие планы с Алоизией. Узнав о выгодной женитьбе одного из зальцбургских друзей, он излагает отцу свое отношение к вопросам семьи и брака. Исключительное чувство собственного достоинства, гордость аристократа не по крови, а по духу, выраженные в этом «кредо», показывают, что для себя Моцарт уже все решил и теперь стремится убедить своего отца в правильности принятого решения:
а Письмо от 17 января 1778 г. — Впе/еСА II. 8. 226—227. Ъ Письмо от 28 февраля 1778 г. — Впе/еСА II. 8. 305.
>
Знатным людям не дано выбирать себе жен по вкусу и по любви, но только из интереса или всяких побочных соображений... Мы же — бедные простые люди, и мы не только должны брать себе в жены тех, кого любим и кто любит нас, но хотим и можем себе это позволить... Нам не нужны богатые жены, поскольку наше богатство ...у нас в голове — и его у нас никто не может отнять, разве что отрубить голову.
Любовь к Алоизии оказалась очередным толчком к обретению самостоятельности. Леопольд пытается предостеречь Вольфганга от ошибок, используя все возможные аргументы. Он жалуется, увещевает, грозит, пугает, взывает к чувству долга, обращается к детским воспоминаниям, наконец, приказывает: «Марш в Париж! И не тяни, поставь себя в ряд великих людей, — аи1 Саеваг, аи1 шЫ1»ь.
Итак, на одной чаше весов — семья, долг перед родителями, собственная карьера, на другой — любовь к Алоизии. Что творилось в душе Моцарта, когда он был поставлен перед столь жестоким выбором? На что он мог опереться? Трудно сказать, насколько его чувство к Алоизии было взаимным. По-видимому, она также была к нему неравнодушна, но относилась без того трепета и жертвенной преданности, которые испытывал по отношению к ней Моцарт. Он был готов положить к ее ногам все. Не исключено, что юная Алои-зия была к такому дару не готова, а может быть, он был ей попросту не нужен. Так или иначе, но треугольник «отец — сын — возлюбленная» разрешился печально. Моцарт подчинился воле Леопольда. Приказ «Марш в Париж!», отданный из Зальцбурга, был выполнен.
Этот конфликт бросил тень на дальнейшие отношения Вольфганга с отцом. В письмах еще сохранены все привычные почтительные формулы: «100 000 раз целую Ваши руки и остаюсь Ваш послушнейший сын...», однако в броне послушания появилась трещина. И вплоть до смерти Моцарта-отца она только увеличивалась, пока не привела к почти полному отторжению, когда в письмах к дочери Леопольд именовал Вольфганга не иначе как «твой брат».
Из парижских писем Моцарта к Алоизии сохранилось всего одно. Поражает его тон — нежный, однако при этом почтительный и даже несколько церемонный. Опять «впереди» любовных чувств идет музыка. Моцарт увлеченно пишет о новой арии, сочиненной для Алоизии, интересуется ее мнением, дает советы по исполнению. О любовных переживаниях сказано только намеком. Порыв искреннего чувства, заставлявший Моцарта усыпать восклицательными знаками письма, адресованные отцу, здесь едва уловим. «Целую Ваши руки», «сердечно обнимаю», «счастливейший миг, когда могу Вас вновь увидеть» — во всех этих выражениях больше тоски, чем пыла и любовного нетерпения.