Моцарт и его время
Шрифт:
С. 45. Далее — Нимечек.
ближе всего к реальным событиям и скорее может быть признано достоверным, чем другое ее воспоминание, зафиксированное супругами Новелло, посетившими вдову в 1829 году: «Примерно за шесть месяцев до смерти им овладела идея, что его отравили. “Я знаю, я должен умереть! — восклицал он. — Кто-то дал мне ациа ю$'апа и точно подсчитал время моей смерти, для которой они заказали реквием; я пишу его для самого себя”»3. Эта версия плохо согласуется с другими источниками о времени заказа и работой над Реквиемом и поэтому должна рассматриваться либо как не вполне точное повторение первого рассказа, либо как романтическое дополнение к нему.
Другое свидетельство —
Следующие важнейшие «показания» связаны с именем Антонио Сальери. В 1823 году он якобы признался в том, что виновен в смерти Моцарта и хочет на исповеди покаяться в убийстве. Однако прямо признание Сальери нигде не зафиксировано, а запись исповеди, о которой, по словам Игоря Бэл-зы, некогда рассказывал Борису Асафьеву известный австрийский музыковед Адлер, до сих пор не обнаружена, равно как и другие свидетели, которым Адлер когда-либо излагал эту историю3. Главный источник, где об этом упоминается, — разговорные тетради Бетховена. В начале 1824 года Антон Шиндлер, бывший тогда личным бетховенским секретарем, писал: «Сальери опять очень плох. Он в полном расстройстве, твердит в бреду, что повинен в смерти Моцарта и дал ему яду. Это — правда, ибо он хочет поведать ее на исповеди...»<) Об этом же и о попытке самоубийства Сальери в «Разговорных тетрадях» речь заходит еще несколько раз, когда в беседе кроме Шиндлера принимали участие редактор Шепег 2етскгф/иг Кипы, ЬИегаШг, Ткеа1египс1 Мойе («Венского журнала искусства, литературы, театра и моды») Й. Шикх и племянник Бетховена Карл. С юридической точки зрения все это, безусловно, дает почву для подозрений, но не может считаться безоговорочным доказательством хотя бы уже потому, что с осени 1823-го и до смерти в 1825 году у Сальери была зафиксирована острая форма душевной болезни. Кроме того, нельзя не учитывать, что обо всех этих «признаниях» говорится с чужих слов, в то время как в личных беседах, известных по воспоминаниям Россини или Мошелеса, Сальери отрицал свою вину. В диалогах с Фердинандом Хиллером Россини упоминает о встречах с Сальери в Вене в 1822 году, а также о своем откровенном вопросе и его ответе:
а \Шуе11о V. & М.] Ете ОДШа1и1 ги МогаП, 1829. Охе Ке1$е1авеЬйсНег уоп Утсем ипд Магу
Моуе11о аи$ дет ДаКге 1829. Вопп, 1959. 8. 107. Английский музыкант Винсент Новелло и его супруга Мэри в 1829 г. предприняли поездку в Австрию, чтобы встретиться с родственниками и знакомыми Моцарта и записать их воспоминания. Дневники супругов Новелло были обнаружены после Второй мировой войны и впервые опубликованы в 1955 г.
Ь Цит. по: Дальхов Й,Дуда Г., Кернер Д. Указ. соч. С. 64.
с ЗшДоЫ. Р. 45.
6 ЕШОок. 8. 94.
о
сч
> Россини. Бедный Сальери! Разве его не упрекали в том, что он будто бы виновен в смерти Моцарта ?
Хиллер. В это никто не верит.
Россини. Все равно, это подлое обвинение распространили совершенно серьезно. Однажды... я без обиняков спросил его: «Вы действительно отравили Моцарта?» Он встал передо мной и сказал: «Посмотрите на меня прямо, похож я на убийцу?» Ион-таки действительно на него не походила.
Мошелес, бывший ученик Сальери, посетил его осенью 1823 года в госпитале
> Встреча была тягостная; его появление шокировало меня, он говорил лишь рваными фразами о своем стремлении умереть. Но в конце сказал: «Если это даже моя смертельная болезнь, тем не менее, я заверяю вас как перед лицом Всевышнего, что все эти абсурдные сплетни неправда; Вы знаете, о чем я — что я отравил Моцарта. Нет, дорогой Мошелес, расскажите миру, что это злоба, чистая злоба; старый Сальери, который скоро умрет, сказал Вам это»1’.
Но даже если бы удалось обнаружить собственное признание Сальери, то и оно по нормам современной криминалистики и судебной практики не могло бы считаться достаточным основанием для его обвинения. Потребовалась бы полная реконструкция хода преступления, предоставление неопровержимых улик и свидетелей. Поэтому все имеющиеся материалы в лучшем случае — лишь повод к подозрению Сальери в намерении убить Моцарта. Но для признания его виновным они совершенно недостаточны.
Перечисленным все самые серьезные свидетельства, ставящие вопрос о насильственной смерти Моцарта, по сути, и ограничиваются. Как видно, ни одно из них не может считаться бесспорным.
Теперь — о возможных мотивах преступления. Здесь обычно речь заходит о нескольких личностях из окружения Моцарта и о венском масонстве. И опять в центре внимания оказывается фигура Сальери. Самый яркий из мотивов, связанных с ним, — зависть, — восходит к маленькой трагедии Пушкина «Моцарт и Сальери». Он преподнесен настолько убедительно, что «три врача» — Дальхов, Дуда и Кёрнер — привели немецкий перевод пушкинского текста в приложении к своей книге. Но, само собой разумеется, в деле обвинения Сальери пушкинская трагедия не может быть аргументом. Реальная картина не вполне совпадает с той, что нарисована Пушкиным. Начнем с того, что корни зависти Сальери не очень-то понятны. Пожалуй, правы как раз те, кто отмечает, что современники Моцарта отнюдь не безоговорочно признавали его исключительную гениальность. Так что случай с Пушкиным — классический пример того, как представления и ценности более поздней эпохи переносятся на другую, более раннюю.
а НШег Г. Р1аидеге1еп тП Ко$51ш // Аи$ <1еп Топ1еЬеп ипзегег 2ек, В(1. 2. \л\рг\%, 1868. Сокращенный вариант на русском языке см. в: Фраккароли А. Россини. Избранные письма Россини. Воспоминания. М., 1990. С. 465.
Ь Свидетельство И. Мошелеса опубликовано в: Айв Мо$сЬе1е$’ ЬеЬеп. №сЪ ВпеГеп ипс!
Та^еЬйсЬегп Ьегаи$§е§еЬеп уоп §етег Ргаи. В<± 1. 1872. 5. 84. Цит. по: ЕШВок. 5. 95.
Что же было в действительности? С точки зрения карьеры Сальери мало в чем мог завидовать Моцарту. Его должность главного придворного капельмейстера (1788—1824) была значительно престижней моцартовской — придворного композитора камерной музыки. Венский двор и публика гораздо выше ценили Сальери, да и в других европейских странах он был лучше известен — особенно после триумфальных премьер «Данаид» и «Тарара» в Париже3. Пик моды на Моцарта-виртуоза, чему можно было бы, по идее, завидовать, пришелся на 1783—1786 годы; этап прямого соперничества композиторов (в период сценической подготовки «Свадьбы Фигаро» в 1786 году) к моменту моцартовской смерти тоже уже остался в прошлом. Если кто и мог составить Сальери серьезную конкуренцию, то это, скорее, Висенте Мартин-и-Солер, чье «Древо Дианы» в 1787—1791 годах побило в Вене все рекорды популярности6. Искусство же Моцарта многими воспринималось как неоправданно сложное, перегруженное, доступное лишь узкому кругу знатоков. Поэтому со стороны Сальери нужна была поистине дьявольская проницательность, чтобы угадать потенциальную ценность моцартовской музыки и предвидеть ее беспримерную будущую славу. В XVIII веке еще никто не воспринимал музыкальные опусы как пропуск в бессмертие, и сочинения даже великих мастеров после их кончины весьма быстро забывались.