Моцарт и Сальери

Коляда Николай Владимирович

ВТОРОЙ. Стой, при чём тут лопаточка, стой, погоди, мне много что есть сказать тебе. Давай — чай, кофе, коньяк, водку, постой, поговорим….

Второй стоит на коленях на полу, уже порезался, кровь хлещет из руки, он достаёт и достаёт какие-то папки.

Первый протянул руку в подъезд, взял у шофёра ключ от двери, снова закрыл дверь, ключ на ладони подбрасывает.

Сядь! Не уходи, мы найдем общий язык. В конце концов мы с тобой очень похожи,

ты слышишь, ты только посмотри, как мы с тобой похожи, слышишь?! Сядь, я тебе что-то скажу!

ПЕРВЫЙ. Я знаю. Тебе, как и мне, надо кормить жену и детей.

ВТОРОЙ. Да! То есть, нет!

ПЕРВЫЙ. Нет, то есть, да. Ну, а при чем тут я? Корми как-то. Все кормят как-то. Мне тоже надо кормить своих. Отдай мне эти бумажки и я пойду, чтоб никаких следов не оставалось.

ВТОРОЙ. Вот оно, то место, которое мне очень нравилось, я нашёл!

ПЕРВЫЙ. Дай сюда.

ВТОРОЙ. Нет. Слушай!

ПЕРВЫЙ. Отдай, я тебе сказал!

Второй бежит на кухню, закрывается там. Стекло в двери разбито.

ВТОРОЙ (кричит в дырку). Спокойно! Ты меня не достанешь! В дырку в эту ты не влезешь! Это ты тогда разбил, я с тех пор и не застеклил дверь, не было подходящего стекла! Я закрылся на швабру! Не выломаешь! Слушай, слушай!

ПЕРВЫЙ. Отдай, я сказал!

ВТОРОЙ. Слушай! Вот. «Принц Тьмы шёл по городу…» Нет, дальше. «Принц Тьмы целый день лежал на кровати, окно было открыто, теплый летний воздух шевелил занавеску. Было тихо и покойно лежать просто так, без движений и не думать ни о чём, не ожидать телефонных звонков, слушать светлую пустоту в душе…»

ПЕРВЫЙ (сел, смеётся.) Ну, давай, попрыгай, потом отдашь всё равно. Когда-то ведь выйдешь ты. Фуфуськи эти только не читай мне. Принцы Тьмы. Королевы Светлоты. Светлая пустота в душе. Детский сад. Я даже вспомнил название этому — сопливое, красивое: «Крест, кладбище, камея».

ВТОРОЙ. Да, да, да! «Крест, кладбище, камея»! Прекрасное название! Замечательное!

ПЕРВЫЙ. Если выпить триста грамм, то всё кажется гениальным.

ВТОРОЙ. Стой! «… Как хорошо, — думал он, — как хорошо быть одному на свете, ты — космос, ты — вселенная, ты — высох, ты как мёртвое дерево, отжившее своё и спокойно гниющее, пустота и душа над тобой летает. Принц Тьмы лежал на кровати и улыбался, думая о себе: «Я высохший Принц Тьмы». (Смеётся, кричит). Я помню, что десять лет назад ты пришел ко мне и сказал, что тебя зовут «Принц Тьмы», а я сказал — Принц Тьмы и вообще принцы ходят в носках! Ты помнишь это?!

ПЕРВЫЙ. Бред. Тюзятина. Принц Тьмы. Синяя королева. Желтый король. Принцесса на горошине, переевшая гороху.

ВТОРОЙ (быстро читает). «В комнату влетела оса. У нее был желтый трясущийся животик, тонкие белые крылышки, она билась, билась в стенку суматошно, потом упала на пол…»

ПЕРВЫЙ.

А где теперь эта оса? Сгнила. Или так и болтается её высохший животик в паутине там где-то под крышей. Нет, десять лет прошло, её нет, исчезла, потому что тогда я её выпустил и она улетела, она не погибла, но потом сдохла и стала перегноем, на котором, как обещает маэстро, что-то вырастет…

ВТОРОЙ. Стой! «Принц Тьмы смотрел на неё и думал, что надо бы встать и помочь ей выбраться из западни — мы с ней в западне, мелькнуло, бред, нет никакой западни! Он, как и оса, так лёгок, что может вылететь в открытое окошко! Но он, в отличие от осы, он видит открытое окошко, она — нет. Он встал, взял кусочек бумаги, подсунул под нос осе (носу-осы, осе-носу), она поняла, что к ней по-доброму, вползла на лист — жёлтая оса на мертвом белом листе, белая бумага и живая жёлтая с мелкими черными полосками на брюшке оса…»

Молчание.

ПЕРВЫЙ. Ну и как бы снял ты всё это, дружище, этот бред? Оса-колбаса…

ВТОРОЙ (кричит в дырку). Снял бы! Я снял бы! Я снял бы!

ПЕРВЫЙ. Что дальше? Дальше!

ВТОРОЙ. «… Он поднёс лист к окну…»

ПЕРВЫЙ. Хорошо сказано — «к окну», какну. Какая музыка слов! Да я был талант и правда! (Хохочет). Что дальше?

ВТОРОЙ. «…Она замахала прозрачными крылышками и исчезла. «В разговоре мимоходом она легко могла убить насекомое» — у Чехова сказано об одной героине, а я — нет», — думал Принц и улыбался. Он лёг и подумал, что у осы есть дети и, может быть, она сейчас дома и рассказывает детям страшную историю, которая с ней приключилась. Осята…»

ПЕРВЫЙ. Бред. Всё вранье. Принц Тьмы, осята. Есть только действительность. На самом деле, в жизни, она упала на асфальт, я видел, как она упала на асфальт, потом прибежал мальчишка и прихлопнул её, потому что мальчишка думал, что у неё есть жало. Так было в жизни! А я врал на бумаге другое!

ВТОРОЙ. Но ведь ты плакал тогда над осой!

ПЕРВЫЙ. Я был глупый и плакал. Мне было жалко осу. Я не знал тогда, что жалко у пчёлки, а пчёлка на ёлке! (Смеётся, вытирает слёзы).

ВТОРОЙ. Плакал!!!!

ПЕРВЫЙ. Ну и что?! Плакал. Да, плакал. Потом она высохла, ветер подхватил её с земли, унес её брюшко под крышу, к моему окну, и она полгода болталась там, я не мог даже веником достать, потому что она мне действовала на нервы, как смерть будто под окном болталась, но потом осенний дождь смыл всё — и её, и паутинку, в грязь, в мусор, в канализацию, в пепел, и дождь смывает все следы… Дай мне папиросу, покурить хочу. Не накуриваюсь этими чертовыми сигаретами. (Пауза). Отдай мне эти бумажки, на память. В моём мебельном магазине после моей смерти мои дети сделают выставку и напишут: «Этой хреновертью занимался папа, Принцами Тьмы наш папа занимался, этой глупостью занимался до тех пор, пока взялся за настоящее дело…» Дай.