Модель для сборки 20 лет: Юбилейная книга
Шрифт:
Один из людей, наморщив нос, отошел в сторону, а второй присел на корточки, приподнял мокрую от слюны и пены морду зверя и посмотрел в тоскливые, слезящиеся глаза.
– Ну, здравствуй, приятель, здравствуй. Вот, этот теоретик считает, что ты неуклюжий неудачник, а я совсем другого мнения…
Сегодня меня опять ловили. Сижу себе в песочнице, ребятню развлекаю. Сереньке, как раз, последний кружочек на пирамиду помогаю надевать. Серенька веселый, а чего ему? Подгузник
Слышу – едут. Я эту машину противную уже давно выучил. Точно! Заруливают. Ну-ну… Сегодня я решил не прятаться. Ну, сколько можно, а? С начала весны тут ошиваюсь, а эти всё норовят подцепить. Я слышал, как мордатый с петлей всё ходил, приговаривал:
– Ничего… в следующий раз мы тебя, буль проклятый, точно возьмем! Зуб даю.
Это он меня зовет так. Я и вправду на бультерьера похож. Морда клином, только побольше да помохнатей, серый в темную полосу.
Мамаши детей похватали, кто на руки, кто в коляски и подальше. Я тоже из песочницы ушел – там города всякие построены, пирамиды, зачем разрушать? Отошел в сторонку, сел на хвост, жду. Хвост у меня толстый, удобный.
Идет этот мордатый, куском колбасы помахивает:
– Жрать хочешь, небось, а? На, ешь…
Бросил колбасу мне, палку с петлей навострил, примеривается. Понюхал я; колбаса как колбаса, ничего лишнего: мясо, крахмал, хвосты крысиные. Не стал мордатого разочаровывать, подошел и съел. А пока ел, он петлю мне на шею накинул, к машине обернулся и кричит:
– Утюг, Утюг, я его взял!
Пока кричал, я веревку перекусил, по петле когтем чиркнул, отошел и опять на хвост сел.
Из кабины вылез Утюг, такой же мордатый, небритый, только ноги короткие. Топает к нам:
– Ну, и где твой буль?
– А-а, гад, петлю скусил!
– Что ты мне втираешь?! Инвентарь проверять надо! Где ты видел собак, которые петлю перекусят?
– Да ты чего, Утюг, не веришь? Сам посмотри…
Тот отмахнулся:
– Ладно, сейчас мы его сеткой возьмем.
Долго они за мной по двору бегали. Сначала с лаской, с уговорами. Потом, когда сетка запуталась окончательно, стали слова всякие говорить. Бабки у подъезда, на что привычные, и те покраснели.
– Эх, – вздохнул наконец Утюг, упарившись. – Вот ведь оно как бывает.
И уехали. Жучку, правда, приблудную прихватили, не успел я помешать. Хорошо, что дети не видели, уж очень ласковая была Жучка. Она не за колбасой к мордатым пошла. За лаской. Ее кто погладил, тот и друг. Ведь и у людей тоже так бывает.
Тут и Наташка моя из подъезда выскочила, я – к ней, понятно дело. Бабка Катя – сегодня при параде, в цигейке и подшитых валенках – кричит:
– Слышь-ка, опять сегодня Амура твоего поймать хотели.
Наташка
– И-и что-о…?
– А он им веревку отъел.
– Так, баб Кать, вы б сказали, что собака не бродячая, моя собака.
А сама присела, гладит меня. У меня шерсть толстая такая, плотная, как на ковре.
– Эх, девонька, кто ж старуху послушает. У них план, а собака без ошейника. Но я, правда, им кой-чего сказала.
– Я представляю, – смеется Наташка. – Амур, пойдешь со мной в магазин?
Конечно, пойду. Куда ты, туда и я. Один раз две остановки бежал. Ей в книжный надо было, через три квартала, вот и бежал. Кто меня в автобус пустит?
– Наташ, а ты мать уговорила бы, – это бабка Катя опять, – возьмите собачку-то. Небольшая, но смотри, какая серьезная. Как он того кобеля погнал! Боец!
С неделю назад забежал во двор одичавший доберман. Кидаться на всех начал, ну я его и придавил малость. Мигом опамятовал.
– Да всё никак, – пригорюнилась Наташка, – ты, говорит, поиграешься и всё, а мне за ним ходить. А он ведь меня и в школу провожает, и из школы ждет.
Ничего, думаю, мы маму Таню как-нибудь сообща уломаем.
У магазина я присел в сторонке, чтоб собаки не косились. Они хоть и чувствуют, что родня, но уж больно дальняя. Это точно. Там, откуда меня взяли, собак не было. Ну, в любом случае, другие зверюги еще меньше подходили. Волкодава какого-нибудь двухметрового мама Таня в дом ни за что не пустит. А человека к девчонке-школьнице не приставишь – заметно слишком.
Наташка вышла, сумку тащит. Я подошел, зубами за ручки хвать – давай, мол.
– Куда тебе, Амурчик, она ж больше тебя.
А ты дай и всё!
– Ну на, держи.
Я в холке и вправду невысок, не выше бульдога. Но сумку просто взял за ручки, на спину забросил и потрусил домой. Самое главное: ручки не перекусить от усердия. Наташка чуть не завизжала от восторга.
К подъезду подходим, а там как раз мама Таня с работы идет. Присела с бабкой Катей мнениями обменяться. Удачно! Сейчас поведем атаку по всем правилам.
Бабка Катя тоже на нашей стороне:
– Ну, ты смотри, Танюш, золотая зверюга! Сумки на спине носит! Скоро у меня папироски стрелять будет. Взяла бы его к себе. Не место ему на улице, ученый пес.
Я сумку поставил, а сам головой в руку мамы Тани тычусь: ну посмотри, какой я!
– У-у, зверище, – и по холке меня треплет. – А кормить-то тебя чем, а? Вон, какой толстый.
Это я толстый?! Просто конституция такая. Да и ем всё, чего не дай. Не хватит – крысы на помойке пока не перевелись. Не впервой.
– Ну, мам, ну давай возьмем, – Наташка чуть не плачет. – Пожа-алуйста. Я всё делать буду: и убирать, и гулять, и мыть, и прививки.
А я всё носом в руки тычусь. Кто тут устоит?