Модель грядущего
Шрифт:
– Черт бы побрал эту загородку перед глазами,- ворчал Мигуэль, харкнуть некуда, не то что закурить.
И, приподняв на миг пластиковый щит, он сердито сплюнул себе под ноги. Кусочек смерзшегося льда ударился в выемку, откуда вертолет с помощью Остапа и его помощников поднял отделенную от монолита ледяную плиту.
– Моряки в море не плюют. И ты работу не оплевывай, - отозвался Педро, придерживая повисшую на крюке плиту за угол.
– Плевать мне на эту работу!
– продолжал Мигуэль.
– Нашли место, где делать эти проклятые
– Лучше не делать? Лучше на панели сидеть?
– рассердился всегда добродушный толстый Билл с чикагских боен, где он потерял работу из-за автоматизации убоя скота.
– Нет, отчего же не делать? Но почему не где-нибудь на Гавайских островах? А то выбрали для Города-лаборатории самое богом проклятое место. Тьфу!
– И Мигуэль снова приподнял прозрачное забрало, откуда вырвалось облачко пара.
– Уж не замерз ли мсье Мигуэль? Или его комбинезон плохо греет из-за обрыва проводов? Что касается меня, то мне здесь нисколько не хуже, чем под парижским мостом через Сену, - заметил француз де Грот.
– Таким, как ты, маркизам все равно где мерзнуть, - огрызнулся Мигуэль.
– Чтобы не мерзнуть, лучше крепко работать, - заметил негр Мбимба.
– А ну, навались, ребятенки!
– закричал Остап.
– Бригадир наш Спартак идет. Мигом разберем, отчего тепло, отчего холодно!
Рабочие поняли только два его слова "бригадир Спартак". И сразу подтянулись, прекратив болтовню.
Они трудились в углубляющемся котловане, из которого вынимали ледяные плиты, ставя их по краям в виде будущих стен. Там за них принимался Алексей Николаевич Толстовцев, который, казалось, никогда не спал. Он поливал их водой и облучал специальными аппаратами, чтобы получить сверхтяжелый, нетекучий "лед Протодьяконова".
Подошел Спартак, крепкий, широкоплечий, одетый, как и все, в легкий комбинезон, прошитый металлическими нитями. Длинный провод от его костюма тянулся к щитовой палатке, где рядом с трансформаторами красовался мраморный распределительный щит. Оттуда-то и шел вниз, к бухте, высоковольтный кабель. Атомные установки вмерзшего в лед судна работали на полную мощность, посылая электрическую энергию на ледостройку. Потому горели здесь прожекторы, тепло было людям в рабочих нагреваемых комбинезонах, хотя температура воздуха опустилась ниже семидесяти градусов по Цельсию, потому и кипела в котловане работа, и волшебное излучение Толстовцева превращало лед в камень.
Нож-ледорез тоже нагревался электрическим током. Спартак включил электропитание. Вдвоем с Остапом они понесли от щитовой палатки нож-ледорез к очередной плите. Провод тянулся по незапорошенному льду.
С виртуозной ловкостью друзья обрезали будущую плиту по шаблону с четырех сторон. Другие рабочие тем временем ввернули в нее штопор с кольцом для подъемного крюка. Но прежде требовалось отделить плиту снизу от монолита.
Нагретый ледорез входил в лед с шипением, как раскаленный нож в масло. Нельзя было терять и секунды, чтобы не
– А ну! Не спи, не храпи, не зевай. Вира! Эй, ангелы! На вертолете! орал в микрофон Остап.
Плита легко отделилась от дна котлована и поплыла по воздуху. Порывистый ветер гнал тучи снега и раскачивал ее.
Но со следующей плитой приключилась беда. Почему-то погасли разом все прожекторы. С вертолета осветили котлован, и рабочим удалось зацепить крюком уже отделенную от дна плиту, но она не поднималась. Вертолет оказался на мертвом якоре.
Напрасно Остап сыпал проклятьями на всех языках:
– Доннер веттер! Гад дем! Сакраменто! Чертова перечница!
Плита примерзла.
И тут все запрыгали где кто стоял. Холод перехватывал дыхание. Тело, которое еще минуту назад согревалось комбинезоном, леденело.
– Я погибаю!
– заорал Мигузль, - Глоток виски! Спасите!
– Авария, - тихо сказал Спартак Остапу. И закричал: - Всем к складу-палатке. Разобрать шубы, варежки, валенки!
Люди, не знавшие русского языка, все же поняли его и, толкая друг друга, побежали в кромешной тьме, прорезываемой лишь лучом прожектора с вертолета, к складу-палатке, где хранилась теплая одежда.
Зажглись карманные электрические фонарики.
Началась пурга. Летящие сугробы обрушивались на лед, насыпая снежные барханы, грозя занести только что сооруженные стены котлована.
И тут на нескольких языках послышалась команда маленького инженера Толстовцева:
– Всем работающим не выходить из склада-палатки. Прижмитесь друг к другу. Не бойтесь, что занесет снегом. И продолжайте работу.
– Как это продолжать работу?
– возмутился Мигуэль.
– Мы еще не спятили.
– Продолжайте работу мысленно. Напрягайте мышцы, ворочайте тяжести, не давайте себе замерзнуть! Только в этом спасение.
– Говорил, от работы тепло, - заметил негр Мбимба. Африканцу холод был особенно мучителен, но он переносил испытание стойко.
– Спартак, Остап!
– скомандовал Толстовцев.
– Берите лыжи. Вертолет лететь в такую пургу не сможет. Ждать восхода солнца долго. Придется самим освещать путь. Идите вдоль кабеля. Найдите повреждение. Скорее всего оно в соединительной муфте на крутом склоне. Смотрите не сорвитесь!
– Есть не сорваться!
– отозвался Остап.
– У нас никакое дело не срывается, даже окунек с крючка.
И двое друзей в неистовую пургу отправились в путь. Не будь у них такого указателя, как тянущийся по льду кабель, они заблудились бы на первых же шагах.
Спартак шел впереди, нащупывая лыжной палкой припорошенный кабель. Он круто повел вниз. Катиться на лыжах стало невозможно, пришлось переступать ими, как при подъеме, "ступеньками".
Все ниже, ниже. Ветер дул как бы сверху вниз, грозя ощутимой, плотной массой летящего снега сбросить в пропасть, к бухте, где стоит вмерзший в лед ледокол.