Модель Нового американского университета
Шрифт:
Закон Моррилла, выделяя по 90 тыс. акров федеральных земель каждому штату, финансировал учреждение колледжей для обучения в области сельского хозяйства и «технических ремесел» детей рабочего и среднего классов [238] . Наследие утилитаристских и эгалитаристских принципов Закона Моррилла отразилось в ориентации учебного плана на «полезные ремесла» – представленные, по мнению историка Джона Телина, сельским хозяйством, механикой, горным и военным делом [239] – и впоследствии сыграло важную роль в растущем влиянии естественнонаучных дисциплин и отраслей инженерного дела, сформировав модель исследований в зарождавшихся американских исследовательских университетах [240] . Благодаря этому закону появился целый ряд колледжей и университетов – неоднородных по качеству и различных по своему влиянию. По некоторым оценкам «земельные» вузы взрастили пятую часть всех американцев с высшим образованием [241] . Влияние же прецедента федеральной поддержки высшего образования многократно усилилось после Второй мировой войны [242] . Говорят, превосходство, какого добились американские исследовательские университеты в послевоенную эпоху, – прямое следствие федеральной поддержки и первоначальных инвестиций в «земельные» вузы [243] . Федеральный прецедент подтолкнул штаты к принятию аналогичных законов и выделению ежегодных ассигнований университетам и колледжам [244] .
238
Thelin J.R. A History of American Higher Education. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2004. P. 75–77. Телин объясняет, что распределение федеральных земель воспринимали чаще всего ошибочно – «буквально как передачу в дар земель, на которых штаты могут строить колледж», в действительности имело место «комплексное партнерство, в рамках которого федеральное правительство создавало для штатов стимулы продавать отдаленные земли на Западе» с обязательством употребить полученную прибыль на учреждение колледжей.
239
Thelin J.R. A History of American Higher Education. P. 76.
240
Rosenberg N, Nelson R.R. American Universities and Technical Advance in Industry. P. 323–348.
241
Moretti E. Estimating the Social Return to Higher Education: Evidence from Longitudinal and Repeated Cross-Sectional Data// Journal of Econometrics. 2004. Vol. 121. P. 190. Важно сознавать и такие цифры: все государственные исследовательские университеты нашей страны вместе взятые подготовили более 70 % всех бакалавров и выполнили две трети всех исследований, получавших финансирование. См.: McPherson Р. et al. Competitiveness of Public Research Universities and Consequences for the Country: Recommendations for Change // NASULGC Discussion Paper Working Draft. 2009.
242
The Organization of Knowledge in Modern America, 1860–1920 / ed. by A. Oleson, J. Voss. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1979. P. xii.
243
Краткое описание федеральной поддержки американского высшего образования см. в работе: Atkinson R.C., Blanpied W.A. Research Universities. P. 30–48. См. также: Geiger R.L. Research and Relevant Knowledge: American Research Universities since World War II. Oxford: Oxford University Press, 1993.
244
Thelin J.R. History of American Higher Education. P. 76; Oleson A., Voss J. Organization of Knowledge in Modern America. P. xii.
Предпринимательское измерение американского исследовательского университета (подробнее мы рассмотрим его в главе 4) многие эксперты связывают как раз с Законом Моррилла, усматривая в его утилитарных положениях ориентацию образовательной и исследовательской деятельности на благо экономического развития. А экономист Натан Розенберг называет чуткость американских университетов к условиям регионального экономического развития «отличительной чертой американских университетов, по крайней мере после принятия Закона Моррилла». Подобные институты, относительно автономные и действующие в конкурентной среде, не сдерживаемые централизованной федеральной властью, исторически были «крепко связаны с нуждами местной промышленности и приоритетами своих штатов». Их экономическая «релевантность» проистекает из их готовности служить нуждам сельского хозяйства, бизнеса и промышленности: «Децентрализованную систему высшего образования Америки можно по праву назвать “подчиненной рынку” – а не замкнутой в централизованную систему, в которой распределение бюджетных средств и кадров жестко регулируется с учетом политических и бюрократических соображений и исторических ограничений» [245] .
245
Rosenberg N. America’s Entrepreneurial Universities // The Emergence of Entrepreneurship Policy: Governance, Start-ups, and Growth in the U.S. Knowledge Economy / ed. by D.M. Hart. Cambridge: Cambridge University Press, 2003. P. 113–114,116; RosenbergN., Nelson R.R. American Universities and Technical Advance in Industry. P. 326.
Утилитаризм как основа «земельных» институтов
Сотрудники Йельского колледжа в 1828 г. представили отчет о рассмотрении «целесообразности изменения основной программы обучения с целью исключения из нее изучения мертвых языков». Отчет, однако, завершался выводом, что, поскольку целями образования в колледже были «формирование вкуса и дисциплины мышления», изучение классических языков следует продолжить, ибо такой учебный план «закладывает основы правильного вкуса» и «способствует самой эффективной дисциплине умственных способностей» [246] . Хотя, как пишет Кэролайн Винтерер [247] , в элитных колледжах колониальной Новой Англии считали «образование христианских джентльменов, в сущности, синонимичным классическому обучению», в десятилетия после Гражданской войны настроения общественности в поддержку утилитарного типа образования привели к упадку модели, унаследованной от Великобритании и континентальной Европы, что соответствовало и миссии «земельных» институтов. Как отмечал Лоуренс Вейси, «в течение десяти лет после 1865 г. почти все заметные изменения в модели американского высшего образования шли в направлении уступок утилитарным требованиям реформ». Общественное одобрение образования, применимого в повседневной жизни, укрепило приоритет практически ориентированного образования [248] . К этому времени, по общепринятым представлениям американской публики, знания, распространяемые в колледжах и университетах, служили средством к «усовершенствованию», практическому или же духовному [249] .
246
Reports on the Course of Instruction in Yale College / Committee of the Corporation and the Academical Faculty. New Haven, CT: Hezekiah Howe, 1828; цит. no: Kirp D.L. Shakespeare, Einstein, and the Bottom Line: The Marketing of Higher Education. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2003. P. 256.
247
Winterer C. The Culture of Classicism: Ancient Greece and Rome in American Intellectual Life, 1780–1910. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2002. P. 10.
248
Veysey L.R. The Emergence of the American University. Chicago: University of Chicago Press, 1965. P. 61–66.
249
Shils E. Order of Learning in the United States. P. 2.
Закон Моррилла отражал практический этос, присущий нашей национальной культуре с первых дней американской республики: «Практичные люди занимаются практичными вещами, будь то практические аспекты обучения аграрно-техническим наукам на младших курсах колледжа или углубленные исследования в Массачусетском технологическом институте или Корнелльском университете» [250] . Закон Моррилла не только легитимизировал утилитарные идеалы, определившие развитие американского университета до конца XIX в., но и способствовал распространению представлений о том, что одной из основных целей бакалавриата является подготовка к профессиональной карьере или же непосредственный выход на рынок труда. Для поддержки индивидов из менее состоятельных слоев, все более активно поступавших тогда в университеты, обучение подчеркивало возможности применения полученных знаний в повседневной жизни. В отличие от своих британских и европейских аналогов, пишут Розенберг и Нельсон, американские университеты «рассматривались как путь к экономическому и личному успеху» [251] . Утилитарная концепция высшего образования закрепляла двойственное отношение к привилегиям, однако, в силу его заявленной ориентации на общее благо, оно также считалось более демократичным [252] .
250
Steck Я. Corporatization of the University: Seeking Conceptual Clarity//Annals of the American Academy of Political and Social Science. 2003. Vol. 585. P.73.
251
Rosenberg N., Nelson R.R. American Universities and Technical Advance in Industry. P. 325.
252
Таким образом, к 1901 г. президент Калифорнийского университета Бенджамин Айди Уилер мог заявить: «Университет – это место, о котором с полным основанием можно сказать, что в нем неизвестно ни о какой аристократии в обучении, в научных истинах и в отношениях между людьми». Wheeler В. University Democracy //University Chronicle XV. Berkeley, 1901. P. 2; цит. no: Veysey L.R. The Emergence of the American University. P. 66.
Общий энтузиазм по поводу нормы практической пользы нашел выражение в утилитарных принципах, сформулированных Эзрой Корнеллом, чьи инструкции к учреждению университета, который впоследствии будет носить его имя, включали часто цитируемую формулировку: «Я бы желал основать такое учебное заведение, в котором любой человек сможет получить образование по любой дисциплине» [253] . Новаторски соединив традиционную учебную программу гуманитарных дисциплин с естественными и прикладными науками, в особенности инженерным делом и сельским хозяйством, Корнелльский университет, основанный в 1865 г., представил новую модель «современного» университета. По оценке Вейси, Корнелл стал «первой очень заметной удачей Закона Моррилла» [254] . Утилитарная ориентация «земельных» университетов, возможно, оказалась основной движущей силой распространения естественно-научных и инженерных навыков после Гражданской войны и во многих отношениях способствовала укреплению роли науки и инженерного дела в зарождавшемся американском исследовательском университете [255] . Появление образовательных программ в данных областях, однако, ни в коем случае не было следствием исключительно Закона Моррилла: Гарвард основал Научную школу Лоуренса в 1846 г., за чем последовало учреждение Физической лаборатории Джефферсона в 1870-х годах; Йельская научная школа была основана в 1847 г. и переименована в Шеффилдскую научную школу в 1861 г.; Дартмутский университет учредил Научную школу Чендлера в 1852 г. [256] Тем не менее по оценкам экспертов в области отношений между университетами и бизнесом государственные университеты и «особенно те, что были основаны благодаря Закону Моррилла, повлияли на направление развития академических исследований в этот период больше, нежели учебные заведения Лиги плюща» [257] .
253
Rosenberg N., Nelson R.R. American Universities and Technical Advance in Industry. P. 324–325.
254
Veysey L.R. The Emergence of the American University. P. 82–86; цит. no: Geiger R.L To Advance Knowledge. P. 6.
255
Ross E.D. Democracy’s College: The LandGrant Movement in the Formative Stage. Ames: Iowa State College Press, 1942.
256
Veysey L.R. The Emergence of the American University; Atkinson R.C., Blanpied W.A. Research Universities. P. 33.
257
Mowery D.C. et al. Ivory Tower and Industrial Innovation: University Industry Technology Transfer before and after the Bayh-Dole Act. Stanford: Stanford University Press, 2004. P. 9.
Утилитарные
258
Tocqueville de A. Democracy in America. Boston: John Allyn, 1876. Vol. 2. P. 48, 52–53; цит. no: RosenbergN., Nelson R.R. American Universities and Technical Advance in Industry. P. 324. Перевод приводится по изданию: Токвиль А. Демократия в Америке. М.: Прогресс, 1992. С. 339, 341.
Выражая социальные и культурные устремления Америки середины XIX в., Закон Моррилла, в свою очередь, породил на свет учебные заведения, в которых преподавание и исследования – сообразно обозначенным целям: «не исключая каких-либо естественно-научных и классических [гуманитарных] дисциплин и дополнив курс военной тактикой, учить таким отраслям знания, которые связаны с сельским хозяйством и техническими ремеслами» [259] , – окажутся крайне благоприятными для научных открытий и технических изобретений. То, что мы сейчас назвали бы «прикладными науками и инженерным делом», появится в учебных планах американских университетов не ранее 1840-х годов, поскольку эти науки и это дело почитались «излишне практичными и плебейскими» [260] . Хотя подобная ориентация сохранится, согласно Розенбергу и Нельсону, вплоть до 1920-х годов, общий дух практицизма, присущий республике и подмеченный Токвилем, будет способствовать развитию технического образования в США – начиная с создания в 1802 г. Военной академии в Вест-Пойнте. Ее выпускники проявят себя в научном покорении американского континента: они будут участвовать и в экспедиции Льюиса и Кларка, и в проектировании масштабной общенациональной инфраструктуры – например, трансконтинентальной железной дороги и системы шлюзов и плотин на реке Миссиссипи. Спрос на профессиональных инженеров приведет к учреждению Политехнического института Ренсселера в 1824 г. и Массачусетского технологического института в 1865 г. В то же десятилетие Йелльский и Колумбийский университеты введут в программу курсы инженерного дела [261] . По мысли Вейси, первым институциональным воплощением идеалов Закона Моррилла является Корнелльский университет; экономист же Генри Эцковиц выделяет два переломных момента в процессе преобразования исследовательских университетов в «предприятия экономического развития»: распространение академической модели, учитывающей интересы промышленности, началось с создания Массачусетского технологического института, после чего, в начале XX в., предпринимательская составляющая вошла в академическую культуру, закрепившись в гуманитарном учебном плане Стэнфордского университета [262] .
259
Morrill Act of 1862, sect. 4; цит. no: The Land-Grant Tradition / National Association of State Universities and Land-Grant Colleges. Washington, DC: NASULGC, 2008. P. 5.
260
Metzger W.P. The Academic Profession in the United States // The Academic Profession: National, Disciplinary, and Institutional Settings / ed. by B.R. Clark. Berkeley: University of California Press, 1987. P. 129.
261
Rosenberg N, Nelson R.R. American Universities and Technical Advance in Industry. P. 327.
262
Etzkowitz H. Research Groups as Ouasi-Firms: The Invention of the Entrepreneurial University// Research Policy. 2003. Vol. 32. P. 110.
«Институциональная революция»: на пути к доступности и прозрачности
Эгалитарные ценности американской республики способствовали появлению ряда институтов, выступающих противовесом историческим классовым привилегиям, характерным не только для «старинных университетов» Великобритании, но и гумбольдтовской модели. Элитизм наших престижных вузов может и выдаваться за меритократию, однако исключительность Оксфорда и Кембриджа, по всеобщему признанию, представляла собой беззастенчивую демонстрацию социальных привилегий: «Лишь в немногих странах были университеты, столь явно приберегаемые для элиты, как в Англии в 1800 г.», – замечает Р.Д. Андерсон, историк из Эдинбургского университета. Студенты Оксбриджа – «сыновья аристократов, мелкопоместного дворянства или духовенства, для которых университет становился своеобразным социальным пансионом, в сочетании со школой интеллектуального опыта» [263] . Модель, которую отстаивал кардинал Ньюмен, характеризовали как «университет для аристократов и богословов, ненаучный, недемократичный, вызывающе выстроенный под конкретных личностей и торжествующе непрактичный» [264] . Упоминание аристократических привилегий в этом контексте не лишено оснований, ибо Университетский колледж Лондона, основанный в 1826 г. – семь веков спустя после основания Оксфорда и Кембриджа, – стал первым университетом в Великобритании, принимавшим студентов вне зависимости от расы, класса или вероисповедания, и первым, куда принимали женщин [265] . Сходный элитизм, судя по всему, утвердился и в континентальной Европе: по некоторым оценкам, в первые десятилетия XIX в. не более 1 % от каждой группы абитуриентов принимались в горстку ведущих немецких университетов [266] .
263
Anderson R.D. Universities and Elites in Britain since 1800. Cambridge: Cambridge University Press, 1995. P. 4–5.
264
Lemann N. The Soul of the Research University // Chronicle of Higher Education. 2014. April 28.
265
Harte N. The University of London, 1836–1986. Прочные позиции элитизма в британском высшем образовании», как объясняет Шелдон Ротблатт, видны хотя бы на примере исторических различий между «колледжем» и «университетом». В то время как обучение в бакалавриате ассоциируется с «частными» колледжами с пансионом – например, Оксфордский университет включает 38 колледжей, – лишь «государственные» организации, такие как университеты, обладают привилегией присуждения ученых степеней. Ротблатт весьма красноречив в разъяснении значения привилегий, необходимых для понимания подобного различия: «Первое заключалось в том, что, по сути, университет в Англии представлял собой переживание опыта обучения в колледже, сущность же колледжа состояла в формирующихся в нем личных и дружеских взаимоотношениях – тогда как экзамены, ученые степени и все прочие подобные средства саморекламы считались грубыми, вульгарными и противоестественными. Второе – то, что университет был безличным, отчужденным и невразумительным в административном отношении: его задачей было собирать плату за обучение, публиковать расписания, проводить экзамены и присуждать ученые степени». Кроме того, ученые степени в данной среде рассматривались как простые свидетельства компетентности, необходимые лишь для тех, кто стремился упрочить свое социальное положение и утвердить карьерные перспективы: «А потому следовало, чтобы джентльмен имел обязательство сопротивляться любой попытке извне обезличить его, как, например, введению конкурентных экзаменов в учебную программу университета в конце XVIII и начале XIX в.» (Rothblatt S. Historical and Comparative Remarks. P. 152–154).
266
Ash M.G. Bachelor of What, Master of Whom? P. 248.
Однако растущие рационализация, бюрократизация и секуляризация общества в конце XVIII в. породили скептицизм относительно системы привилегий и власти, которая исторически поддерживалась социальными институтами Великобритании раннего нового времени. Экономист Дуглас Аллен утверждает, что технологические инновации, устойчивый экономический рост и рыночные взаимоотношения, возникшие в начале эпохи Промышленной революции, дали обществу основание надеяться не только на качество и стандартизацию промышленных продуктов и потребительских товаров, но и на прозрачность, эффективность и результативность в сфере межличностных отношений. Аллен называет подобную трансформацию в ожиданиях общества «институциональной революцией». Поскольку технический прогресс снижал уровень изменчивости и случайности, ранее присущих повседневности ввиду, например, превратностей погоды, по его мнению, общество могло лучше оценить изменчивость и непостоянство человеческого фактора и тем самым роль и воздействие поведения, в особенности в том, что касается заслуг, производительности и результативности: «Когда значительную роль играла природа, так что нельзя было отделить ее роль от других исходных данных, любое определение не могло экономически эффективно выявить значимость того или иного фактора, а потому не несло большой ценности». Рождение современной науки содействовало развитию статистического анализа в XIX в., однако совершенствование процедур измерения производительности и результативности, обусловленное трансформацией социальных институтов в начале эпохи индустриализации, нашло более широкое применение [267] .
267
Allen D.W. The Institutional Revolution: Measurement and the Economic Emergence of the Modern World. Chicago: University of Chicago Press, 2012. P. 13. Подробнее о развитии статистического анализа см.: Porter Т.М. The Rise of Statistical Thinking, 1820–1900. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1986.
В то время как Аллен избирательно фокусируется на экономических последствиях измерений применительно к таким институтам, как аристократия, военно-морская администрация и уголовное право, мы подчеркиваем их значение применительно к высшему образованию и в особенности исследовательским университетам. Несмотря на исторически присущие университетам прерогативы авторитета и привилегий, институциональная революция принесла надежды на объективную оценку и признание реальных заслуг, будь то индивид или же коллектив, требующий оценки и измерения показателей своей деятельности. Административный аппарат британских университетов оформлялся и креп в течение XIX в. в достаточной мере, для того чтобы в итоге стандартизировать, например, присуждение ученых степеней, однако совершенствование процесса оценки заслуг, продуктивности, результатов в сфере высшего образования достигли высокого уровня точности лишь в XX в., и то в большей степени в Соединенных Штатах. Значение институциональной революции для колледжей и университетов в нынешнем столетии становится очевидным. Адекватная оценка заслуг позволяет учреждениям вознаграждать за те или иные достижения, показатели же деятельности позволяют им вступать в продуктивные партнерские и конкурентные отношения.