Модель
Шрифт:
…На мой взгляд, таких факультетов было два: менеджерский и юридический.
Она выбрала менеджерский факультет и стала дважды в год приносить мне квитанции об оплате за обучение…
…Потом дни потянулись, становясь привычкой.
И привычкой очень приятной.
Виделись мы регулярно, хотя выбирались куда-нибудь вместе нечасто — мне каждый раз казалось, что я выгляжу как ее папа.
Я даже сказал ей однажды об этом, и
— Дядя Петя, с папой-пьяницей мне не повезло.
Мне повезло с тобой.
Ты мне дороже папы.
Как-то раз мы вместе пошли на выставку современной живописи, довольно скучную, как и большая часть современной живописи, и мне запомнилось одно — как мы с Бау стояли у авангардного портрета Евы.
— Это Ева? — спросила она.
Я посмотрел на лицо на картине, лицо какое-то сморщенное, измятое, как использованная туалетная бумажка, и сказал:
— Если это Ева, то Адаму с ней не повезло. — А потом посмотрел на Бау и прибавил:
— В отличие от меня.
— Почему?
— Потому что мне повезло с тобой…
…С падежами у нее со школы не было проблем, и Бау погрызывала научный гранит не ломая зубок, так же естественно, как делала в то время все остальное и не остальное.
Она училась хорошо, и средний балл в ее зачетке только чуть-чуть не дотягивал до высшего балла.
И я радовался за нее, как за себя, хотя и не всегда понимал — что в нашей стране понимается под средним баллом.
Тем более под — высшим.
И заметил, что сам учусь вместе с ней.
Во всяком случае, к ее третьему курсу я уже довольно сносно отличал менеджера от дилера.
И даже узнал — что означает такое красивое слово «мерчендайзер».
Ну, а о том, что жизнь принимает главный экзамен не у мозгов, а у сердец, мне еще только предстояло узнать.
А ей — нет…
…Разумеется, Бау была моей самой лучшей моделью, и я написал с нее не одну картину; и картину под названием «Нежность», я не мог написать с кого-то другого.
Хотя, начиная эту картину, я не знал, что завершать ее мне придется с совсем иной женщины…
…Но в тот момент главным было не это, а то, что она училась.
Однажды, когда я захотел написать женщину, отраженную в зеркале на фоне горящей свечи, она пришла ко мне и, еще не начав раздеваться, сказала, вздохнув.
Хотя вздоху я, в первый момент не придал значения:
— Чем вы, дядя Петя, занимаетесь?
— Гряду.
— Это — как?
— Не знаю.
Но сегодня по телевизору сказали, что грядет новое время.
И — новое искусство.
Вот
А ты — чего вздыхаешь?
— Мне реферат по истории написать нужно.
— А нельзя просто скачать с Интернета? — спросил я.
И тогда самые красивые на свете губки, став еще и творческими губками, произнесли самые мудрые на свете слова:
— Повторять чужое — не интересно.
Тогда я отложил кисти и присел за стол:
— Тяжело?
— Ага.
У нас ведь теперь борьба с фальсификацией истории.
— Ну и что? В чем проблема? — спросил я. Отметив при этом, что Бау раздевается.
— Проблема в том, что сейчас на всю историю совсем другой взгляд.
Даже по сравнению с тем, что было в школе, — серьезно проговорила она.
И хотя я мог бы пошутить, сказав правду: «История — это наука, как раз и созданная для фальсификации», — мне пришлось ответить тоже серьезно:
— Проблема в том, что как бы медленно ни текла история, она всегда движется быстрее человека.
И, глядя на происходящие события, люди могут понять только одно — насколько они от этих событий отстают.
— Дядя Петя, ну как же так?
Это же наша собственная история.
Мы же ее сами создавали — историю великой страны.
— Понимаешь, Бау, своя история — это всегда замкнутый круг.
Создают историю только те страны, которые смогли вырваться из замкнутого круга своей истории. — Я замолчал не потому, что видел, как Бау раздевается, просто в своих рассуждениях мне пришлось вступить на территорию, на которой аргументом могли быть только примеры.
А примеры мне в голову не приходили.
И тут она сама пришла мне на помощь:
— А у нас препод — сталинист.
— Ну и что он вам говорит? — насторожился я.
Мне ведь очень хотелось, чтобы она училась у приличных людей.
— Он говорит, что Сталин построил великое государство.
И что он строил заводы.
— А он не говорит вам, что не заводы главное для цивилизации, а люди?
И Сталин построил волчачье уродство, в котором не заводы служили людям, а люди — заводам.
Кстати, и великость государства должна служить реальным людям, а не люди — абстрактной великости.
Если за величие страны люди должны платить плохой жизнью, так на кой черт нужно такое величие?
— Что же, по-вашему, нужно сравнивать сталинистов с волками?
— Вообще-то, сравнивать сталинистов с волками это — оскорблять волков.
По большому счету у сталинистов нет аналогов в живой природе.
— А еще наш препод говорит, что Сталина нет на нынешних воров во власти.