Модификаты
Шрифт:
— Против меня сверху.
Его облегчение было таким полным и откровенным, что мои глаза защипало от слез. Все в нем: каждое слово и движение — было открытым, совершенно простодушным, даже слегка чрезмерно наивным для меня, создания иного мира, где давно простодушие и наивность считались синонимами глупости, что ли, и рассматривались больше как недостаток, а не как неоспоримое достоинство. Но я изо всех сил постараюсь измениться, подумала, целуя его вторую ладонь. Изменюсь ради него и себя. Ради нас.
— С… Софи, что ты хочешь, чтобы я сделал? — сипло прошептал Рисве, когда я устроила и вторую его ладонь на своей груди.
— А есть что-то, чего тебе хотелось бы? — Он дерганно кивнул, усиленно стараясь удерживать свой взгляд на моем лице, когда как тот упорно соскальзывал ниже. Что же, мужчины этого мира недалеко ушли от земных в определенных аспектах и слабостях.
Я всегда
— Очень хотелось бы, — ответил он еще тише и вдруг окончательно затаил дыхание. Бесконечно аккуратно, будто я могла осыпаться пеплом от его прикосновения, он провел большими пальцами по самым вершинкам моих сосков.
Несмотря на то, что движение было легчайшим, они тут же среагировали, сильно съеживаясь, а по коже пробежала сладкая изморозь, вырывая у меня короткий всхлип. Рисве отдернул ладони и с тревогой уставился мне в лицо.
— Что не так?
— Все так, — улыбнулась я, чувствуя, как голова кружится все сильнее, — мне безумно приятно, и это правильный отклик. Тебе стоит вернуть свои руки назад и продолжить.
— Приятно… — пробормотал мужчина, исполняя мое указание. Его ноздри вздрогнули и заиграли, на скулах вспыхнули красные пятна, а плоть подо мной быстро стала твердеть.
Теперь он уже все смелее теребил мои соски, легонько натирая подушечками пальцев, нежно сжимал, оглаживал и подхватывал мягкие округлости, без всякого стеснения наслаждаясь процессом, заставляя вздыхать и прикусывать губы и глядя на все свои манипуляции почти с благоговением.
— Я хочу поласкать их ртом, — произнес он уже твердо, без недавнего робкого придыхания.
Мой мужчина быстро расстается со своей невинной неуверенностью, и меня это на самом деле очень возбуждает.
— Хм… я не против, но, может, начнешь с моих губ? — рассмеялась я сквозь собственное сбивчивое дыхание.
Естественно, Рисве сразу покраснел и заерзал, нахмурившись, словно досадуя на себя за ошибку.
— Софи, я… — сто процентов, собрался извиниться, но я пресекла его попытку, наклонившись и прижавшись к его рту своим, запирая его ладони в ловушке между нами. Без всякого промедления он ответил мне, переводя наш поцелуй из разряда простых поверхностных нежных прикосновений в страстное взаимное столкновение и проникновение. Его язык, чуть поддразнив, вторгся в мой рот, губы захватывали так жадно и плотно, точно он пил из меня, самозабвенно постанывая от щедрости и сладости вкуса, так же, как совсем недавно я из него. Руки его вконец осмелели, сжимая плененные им податливые части моего тела так уверенно, что я уже не смогла удержаться и застонала в голос. Рисве стал окончательно твердым за одну секунду и выгнулся подо мной, лишая мои колени опоры и таким образом еще усиливая давление в самом нужном месте. Меня от такого жаркого контакта прямо залихорадило до полуневменяемости. Сорвавшись, я вцепилась в мощные плечи своего мужчины и пустилась бесстыдно тереться истекающей влагой промежностью, покручивая бедрами, провоцируя его бесконтрольно вскрикивать в мой рот и взбрыкивать снова и снова, доводя наши общие ощущения до немыслимой остроты. Ох, похоже, и в этот раз у нас не выйдет медленно и тщательно. И не сказала бы, что я расстроена. Мы сделаем все в неторопливом темпе… когда-нибудь потом. Полчаса или миллион лет спустя. Резко отстранившись, я приподнялась, обхватила его совершенно мокрый от нашей совместной жидкости ствол и направила в себя. Рисве судорожно вдохнул, как от разряда дефибриллятора, и замер, будто окаменев. Его широко распахнутые глаза застыли на месте нашего соединения, на висках, лбу, шее вспухли и запульсировали вены, руки бессильно упали вдоль тела, а пресс напрягся так, что превратился в сплошной рельеф из плоских холмов и пересекающих их глубоких оврагов. Я и сама себя вдруг почему-то ощутила дебютанткой секса, словно и не было у меня ничего и ни с кем прежде, ни плохого, ни хорошего — вообще никакого. На мгновение мелькнула даже не мысль и опасение, а некий смутный отзвук возможного страха, что меня может вдруг накрыть рикошетом перенесенного насилия. Но нет, ничего такого не случилось, и тормозить дальше, дожидаясь чего бы то ни было, я не собиралась. Чуть-чуть вниз, первое вторжение, давление, кажется, почти предельное, выдох-всхлип от потрясения, необходимость получить больше Рисве в себе и только для себя… Еще ниже, больше давления и наполненности для меня, подбородок к груди, глаза зажмурены, под веками серия
— Это… это ни на что не похоже… — задыхаясь, прохрипел мой энгсин, умудряясь хранить неподвижность там, внизу. Бесконечно щедро, опять же, позволяя мне руководить процессом так и с той скоростью, какая комфортна мне. — Я не могу… не могу… сказать… нет слов… Ничего не было лучше…
Его язык заплетался, как у абсолютно пьяного, веки теперь отяжелели, почти скрыв потерявшие фокус глаза, вся кожа снова засверкала испариной, приобретая оттенок жидкого червонного золота, да и я сама ощущала себя абсолютно одурманенной и разгоряченной, как никогда в жизни. И да, какие-то секунды или вечность спустя неподвижности стало недостаточно, и я начала свое скольжение вверх, к пусть временному, но такому тотальному опустошению. Неимоверно медленно, давая обоим пережить все мельчайшие нюансы удовольствия. Голова Рисве упала, будто была слишком тяжела для него, но тут же поднялась, как только я начала обратный путь, стремительно опускаясь. Он вскинул руки, его пальцы конвульсивно скрючились, пока он явно боролся с желанием схватить меня за бедра и ускорить, усилить, насадить. И именно это проявление его воли и заботы в таком, практически невменяемом состоянии, неожиданно что-то окончательно отпустило, освободило во мне, и я была больше не в состоянии осторожничать. Я дико жаждала взять моего мужчину… не просто впустить в себя, а отдаться целиком, забирая при этом и его всего без остатка. Захотела открыть дорогу тому взрыву, что уже сформировался во мне еще с момента нашего первого поцелуя, а может, и раньше, но я его душила, боясь, что он уничтожит меня прежнюю. Сейчас я больше ничего не боялась.
— Поцелуй меня, — чуть ли не прорычала, как одержимое животное сквозь рваные выдохи, и, стиснув широкие запястья, потянула руки Рисве, накрывая ими мои ягодицы. — Двигайся со мной. Нам все можно.
Мои бессвязные слова сработали как гигантский фейерверк, сигнализирующий о безнадежном крушении любых остаточных наших попыток сдерживаться. Рисве подхватывал каждое мое движение встречными толчками настолько идеально и гармонично, будто только для этого и был рожден. Я уже не отдавала себе отчет, кричу ли или шепчу, позвоночник круто изогнуло в предоргазмической судороге, и все-е-е. Я превратилась в нечто безвольно-невесомое, что сорвалось с чувственного обрыва вниз-вниз-вниз, чтобы воспарить в итоге, ликуя, как последняя идиотка.
Рисве сначала согнулся точно в свирепой муке, содрогнулся всем огромным телом и взревел, словно мифический ошалевший монстр, переживая собственный экстаз. Его реакция прокатилась дополнительной волной кайфа, и я просто плыла на своих ощущениях, впитывая все, даже малейшие сокращения и рывки его внутри меня и великолепные волны дрожи мускулов снаружи. Мы замерли: я бессильно обвисшая на бурно дышащем Рисве, грудь к груди, все жидкости тел общие, воздух один на двоих. Свершилось? Что теперь? Мы вместе? Навсегда-навсегда? Никакого обмана, притворства, предательств и разочарований во веки веков? Но разве это не фантастика чистой воды? Можно я об этом подумаю потом-потом… через сто лет.
ГЛАВА 30
Похоже, что я даже отключилась на какое-то время, потому что пришла в себя от того, что Рисве что-то бормотал в мои волосы, оглаживая бока от уровня груди до ягодиц едва ощутимыми прикосновениями. Отдельных слов я разобрать не могла, больше всего это напоминало какую-то певучую скороговорку.
— Что ты там шепчешь? — преодолевая ленивую истому во всем теле, я подняла голову и взглянула в лицо своему энгсину. Необычайно довольное и при этом сосредоточенное лицо, надо заметить.
— Я молюсь Духам о ребенке, Софи. — Рисве глубоко вздохнул, и меня подкинуло на его объемной груди, как на морской волне. Между телами повсюду опять возникло трение и скольжение, высекающее искры нового возбуждения, несмотря на совсем недавнее чувственное опустошение после большого взрыва. Нам нужна вода и как можно скорее.
— Тебе не кажется, что заговаривать о детях — это как-то поспешно после первого же раза? — Я отвела глаза, скрываясь за неловкой улыбкой, и начала сползать с Глыбы. — Нам бы помыться.