Мое кудрявое нечто
Шрифт:
– Тихо, – смотрю на девочку, – не бойся. Я психанул. Я хочу… хочу только…
Лемурьи глаза смотрят со страхом и чем-то еще, чего я не могу разобрать. Это не возбуждение, но и не брезгливость. Интерес? Тоже нет. Не важно. Притягиваю ее за пухлую попку и впиваюсь губами в ее рот. Вишневый аромат врывается в мой рот и мозг. Она не умеет целовать, но мне ее умение и не нужно. Сливаюсь с ее губами, словно они всегда были рядом, и по телу проносится жаркая волна. Член дергается в ритме чечетки. Со мной такого еще не было. Всасываю в себя ее горячий язык, легко прикусывая его. И тут мне прилетает оплеуха, звон от которой разносится
Молодец девочка. Жаль, что поздно. Я уже успел почувствовать то, чего хочу теперь больше всего на свете. Ее вкус. Скоро я буду чувствовать его всем телом. Силы всего земного разума не хватит, чтобы остановить меня.
– Не смей больше! Никогда!
Кричит. Пусть кричит. Я наконец-то могу улыбнуться. Мышцы лица уже и забыли, что я способен на это. Рита спрыгивает с капота, я больше не держу ее. Садится на свое место.
Сажусь за руль. Машина заведена. Плавно нажимаю на педаль, слизывая с губ ее вкус. Мне хочется рассмеяться. В голове возникают шуточки, которыми тянет позабавить малышку. Но вряд ли она сейчас к этому расположена.
– Смотри на дорогу, пожалуйста, – она заметила, что я пялюсь на нее.
– Извини…
– Ты мне пуховик порвал и замарал, – перебивает меня.
– Ему давно пора на свалку, – смеюсь я. – Ты в нем выглядишь как бабка с рынка.
Молодец, Коршун. Сама галантность. Как понравиться собственной невесте? Ничего сложного – посмейся над ее внешним видом. Идиот!
Рита сглатывает обиду.
– Извини, – снова прошу я, – я не хотел тебя обидеть. Но ты же молодая девчонка, а этот пухан из прошлого века.
Да заткните меня кто-нибудь!
– А это не твоего ума дела, из какого века мои вещи, понятно? – ее голос дрожит. – Не все генеральские детки!
– В этой машине все, – напоминаю я.
– Да, Миша, только твой отец заботится о тебе. У тебя есть все. Ты привык ходить в дорогих шмотках и ездить на крутых машинах. А мой отец умер! – девчонка не ревет, сглатывает слезы. – И у меня нет денег, чтобы покупать пуховики, которые рвут такие важные персоны, как ты!
– Я возмещу.
– Не надо мне ничего от тебя! Не лезь в мою жизнь! Я не хотела никакой свадьбы, как и ты.
Ага, а до свадьбы ей нельзя. Надо с этим что-то делать.
Заезжаю в гараж, останавливаю машину. Рита выходит и направляется в свою комнату.
– Подожди, давай поговорим, – прошу я.
Но она не обращает внимания. Бегу за ней по лестнице. Моя будущая жена, а это обязательно случится – теперь я знаю точно, пытается захлопнуть дверь комнаты, но я уже в дверном проеме. Ей не скрыться от меня.
– Оставь меня! Мне рано вставать. Я устала и замерзла.
– Я без проблем согрею тебя, малышка, – подхожу ближе. – Меня не надо долго уговаривать.
Скидываю куртку. Рита отступает на шаг. Смеюсь и сажусь на ее рабочий стул.
– Ладно, – поднимаю руки, чтобы она чувствовала себя в безопасности, – давай начистоту. Приставать не буду. Хотя очень хочу. Ты миленькая. Я сразу не заметил просто. Дело вот в чем. Раз товарищ генерал решил нас поженить, он это сделает. Так что перестань артачиться, и прими ситуацию. В конце концов, я не такой уж и плохой вариант. Поверь, тебе будет хорошо со мной.
– Миша, уходи, – она, определенно, не настроена говорить сейчас.
– Тебе не надо работать. Завтра мы купим тебе все, что нужно. Я разберусь с машиной
– Уходи! Мне не надо ничего! Я сама разберусь со своими проблемами! – повышает голос.
– Ты уволишься завтра же!
Она разве не понимает, что своими пререканиями ничего не добьется?
– Ты не будешь за меня решать!
– Еще как буду! Я твой будущий муж!
Мне уже нравится, как звучит эта фраза.
– Не нужен мне муж! – кидает в меня своим убитым пуховиком. – Я перееду в общагу завтра. Я уже договорилась. Мне выделят комнату. Я буду жить там!
Бесит меня. Спалю к херам гребанную общагу. Поднимаюсь, и направляюсь к выходу, забирая с собой пародию на одежду, которая заменяет ей зимний пуховик "Посмотрим, как ты переедешь без машины и этого барахла", трясу тряпкой и удаляюсь.
Она вообще поняла сейчас, что сделала? Отшила меня! Снова! Теперь я хочу ее еще больше. А я никогда не сдаюсь.
***
– Баба Катя!
Открываю дверь однушки, не видевшей ремонт со времен Хрущева, раздеваюсь. Аккуратно вешаю разодранный пуховик на вешалку. Надо придумать, как починить его. Хотя, немного деньжат у меня имеется, так что можно шикануть и купить себе новый, раз уж судьба в виде загорелого гиганта разодрала старый. Займусь этим после пар.
– Баба Катя!
Старушка не отвечает. Прохожу в зал. Ежусь от резкого порыва ветра с открытого балкона, в дверях которого торчит богатырского размера попа старушки. Смеюсь. Еще даже семи утра нет, а она уже копошится.
– Баба Катя! – зову ее в третий раз.
– А? Что?
Наконец я услышана. Могучее тело моей детдомовской нянечки поворачивается, и на ее лице вырисовывается кривоватая, без одного зуба, но родная и милая сердцу улыбка.
Баба Катя работала в детском доме задолго до моего там появления. Мы с ней сразу подружились. Такой теплоты и заботы, я никогда ни от кого не получала. Она самый добрый человек из всех, которых я знаю. И я благодарю Бога каждый день за то, что послал мне ее. Старушке уже за восемьдесят, она два года как на пенсии, и то не хотела уходить, боялась оставить меня на попечение других людей. Но проблемы с ногами и остеохондроз заставили. Пока не выпустилась из детского дома, я приходила к ней так часто, как могла. А могла я не часто. Теперь же стараюсь приходить по возможности, чтобы помогать ей делать уборку, стирать белье и готовить.
Раньше я мечтала, что эта женщина удочерит меня, и мы будем с ней семьей. Но удочерение не получилось. Баба Катя женщина одинокая, в летах, да и с финансами у нее туго. Кто даст такой ребенка? То, что она может окружить заботой и любовью никого не интересует.
Старушка обнимает меня, целуя в обе щеки.
Завтракаем бутербродами с колбасой и сыром, запивая их кофе. Я выслушиваю возмущения бабульки по поводу событий сериала "Клон". "Ох уж эта Жади, и откуда берутся такие вот дурочки наивные?" – вещает нянечка. А я рассказываю ей о ночном приключении, и сетую на разодранный пуховик. Жалуюсь, как отвратительно было сегодня добираться к ней на попутках, придерживая норовивший распахнуться от ветра пуховик. Застегнуть то его теперь никак. Хвастаюсь мышиным умением бесшумно передвигаться, которое помогло мне сегодня выбраться из дома незамеченной, а потом снова жалуюсь на оскорбления, услышанные ночью в машине по поводу моего внешнего вида. А еще плачусь на сломавшуюся машину, одиноко стоящую на трассе.