Мое кудрявое нечто
Шрифт:
Ухмыляюсь. Какие дрова? Олежек нежен до хрупкости. Его мягкие руки не приучены к труду. Да что там руки, я как то пятку его увидел – не у каждой девушки такие гладкие. Интересно, ему ходить не больно? Реагирую на шевеление в окне второго этажа. В окнах пухляша отодвигается портьера. Проснулась. Жаль, я не хотел будить ее. Круглое личико появляется в просвете стекла лишь на мгновение, я не успеваю даже кивнуть ей. Вхожу в дом, озяб немного.
Самойлова нахожу в бане, закидывающего дрова в печку. Открываю две бутылки темного «Старого мельника» и одну протягиваю другу.
–
Ну и франт…
– Без проблем.
– У меня баба какая-то дома, уже третий день, – ржу над жалобным голосом друга. – Выгнать не могу. Каждое утро сваливаю в офис, деньги на такси оставляю на тумбе, ну, все, как обычно. А она меня вечером с ужином встречает. Алла вроде.
– Попадос, – веселюсь я. – У меня такого не было, вроде сразу уходят.
– Я уже в лоб сказал, мол, потрахались, спасибо, ты была великолепна, пора бы и честь знать. А она мне вчера рубашки постирала. Домработницу уволила, говорит, незачем платить, она сама со всем справится. Сегодня уборку в квартире сделала, теперь носки найти не могу, ни одной пары, вот, смотри, – наманикюренный палец друга указывает на голые отпедикюренные ноги, вызывая мой хохот. – Да не смешно.., – но Самойлов и сам уже посмеивается. – Я вот думаю, маман вызвать на подмогу или продать квартиру нахрен, вместе с девахой.
– Ага, уже вижу это объявление, – веселюсь я.
– Ну а че делать то? Не вытаскивать же ее?
Олежек допивает пиво одним глубоким глотком и вытаскивает из маленького холодильника еще бутылку.
– Я вот думаю, может Орловскую позвать? – обдумывает варианты. – А че, она придет, типа как жена моя, ну… типа уезжала отдыхать, а тут телка… выгонит ее.
Вариант. Тина несколько раз выгоняла девчонок, которых я притаскивал на квартиру Романова. Он тогда был в армии с Самойловым, и Орловская жила в Москве одна, а я приходил проведать ее. Зеленоглазая каждый раз придумывала новые способы изгнания моих ночных приключений, а затем мучительно долго таскала меня по бутикам, где я оплачивал какую-нибудь ее покупку в знак признательности.
Опа! Замечаю странный взгляд друга, прожигающий темное стекло бутылки. Он как будто сквозь нее смотрит. Неужели он все же влюблен в Тину? Он хотя бы понимает, что Романов ему бошку свернет, если узнает? Никто не сможет остановить этого психа. Ни я, ни Леха, ни мы вместе. Никто! Да и не хочется становиться свидетелем разборок друга.
Я знаю, после того, что Юран сотворил со своей женой, их отношения с Олегом разладились, ведь невозможно предсказать, на что еще способен наш железный друг. Но… Черт… влюбиться в жену друга – такого и врагу не пожелаешь.
Олег зажмуривает глаза, передергивая носом, а когда открывает их, мне становится страшно от их серой грусти.
– Братан, ты же понимаешь, что она его жена…
– Не говори ничего, – тихо просит он.
Но я просто не могу молчать я должен убедить его в отсутствии чувств. Он не должен чувствовать к нашей подруге ничего, кроме братской любви. Ничего больше. Она наша подруга,
– Олег, она носит его фамилию, он…
– Он ее в землю закопал! Живьем закопал! – орет блондин, сжимая ладонь в кулак. – Он смотрел, как ее покрывает земля, Мих! И знаешь, что было в его взгляде? – в серых глазах сейчас ярость, которой мой друг никогда не страдал. – В нем ничего не было, – он делает глубокий вдох, успокаиваясь. – Ничего… он был спокоен! Спокоен, мать его! Откуда мне знать, что сейчас она жива?
– С ней все в порядке, – я четко верю в это, иначе ездил бы во дворец Романовых каждый день. – Юран ходит к психиатру, он сам сказал. И, я видел Тину, с ней все в порядке. Она улыбается, и смеется, и потрясно выглядит. Она сказала бы, будь ей нужна помощь. И, она любит его, я знаю, я видел это в ее глазах, тогда, на острове…
– Забудь, что я сказал, я не должен был.., – Олег залпом допивает бутылку, кидает золотой перстень, снятый с пальца, на стол и откидывается на кресле. Я заставляю себя молчать, пока он борется с желанием излить душу. – Я знаю, Тина не видит никого, кроме него. И я знаю, что он любит ее, правда, знаю. И, Мих, я не люблю ее… в смысле… так, как ты подумал. Просто, я слишком испугался, когда не нашел ее в том лесу, понимаешь? Мы могли ее потерять. Просто представь, что ее нет… И он тоже не смог бы без нее… так что Юрки тоже не было бы… То есть, их бы просто не стало… Обоих.
Нет, я не могу этого представить. В моей жизни нет никого ближе моих друзей. Юран тогда слетел с катушек. После смерти его отца воспоминания навалились с новой силой и он не смог сдержать гнева, преследующего его всю жизнь. Теперь он знает, что может сорваться, и не прекратит терапию, пока не будет уверен, что опасность миновала. Я уверен в этом. Тине ничего не грозит. Он больше не сорвется.
В предбаннике становится жарковато и я снимаю футболку, а Самойлов скидывает свою дорогущую белоснежную шелковую рубашку, аккуратно складывая на столик золотые, с голубыми камнями, запонки. У меня нет таких вещей, сшитых на заказ, из лучших тканей и по стоимости превышающих ежемесячный доход среднего жителя страны в несколько раз. Единственная моя одежда, сшитая по мне – военная форма, и то, не сшитая, а подогнанная, одеваемая раз в пару месяцев для поездок в управление. Я не смог бы ходить целый день, затянутый в галстук и пиджак, лишающие свободы движения.
Хочу подбодрить друга хлопком по плечу. Типа, такой мужской жест участия, но за дверью раздается преследующий меня во снах голос.
– Ребят, – я тут же подрываюсь, чтобы открыть дверь, – я вот, напекла немного…
Рита протягивает широкую тарелку с целой горой свернутых трубочками блинчиков, которую я перехватываю, сглатывая слюну от потрясающего аромата.
– Это не пирожки, но с мясом, – бодро хвалится она, помня, видимо, мою пьяную просьбу о выпечке. – Вам перекусить.
Мне не хватает времени рассмотреть улыбку на причудливых губах, так как девчушка разворачивается и направляется обратно к дому.