Мое непослушное сердце
Шрифт:
— Не делайте этого! Всю ночь мела метель, а ветер до сих пор не улегся.
— Вы меня искушаете.
— Просто пытаюсь объяснить, как это опасно!
— Опасность — вдохновительница всех авантюр! Ради этого стоит рискнуть.
— Ни один самолет не поднимется в такую погоду!
Может, это и верно, только не для людей, подобных Кевину, которые способны убедить кого угодно и в чем угодно.
— Думаю, с этим трудностей не будет. Если, разумеется, я все же захочу прыгнуть.
— А я позвоню Дэну, — пригрозила
— Я уже боюсь, — ехидно протянул Кевин. — Готов поклясться, в школе вы были одной из тех прилипал, которые всегда доносили учителям о проделках мальчишек.
— Я пошла в школу в пятнадцать, поэтому упустила массу подобных возможностей!
— Ну да, совсем забыл, что вы из богатеньких.
— Богатое, избалованное и к тому же изнеженное существо, — подтвердила она. — А как насчет вас?
Возможно, если отвлечь его, он забудет о прыжках?
— Средний класс, и, конечно, не избалован.
Он все еще не успокоился, и Молли лихорадочно пыталась найти тему для разговора. Случайно взглянув на журнальный столик, она заметила две книжки, которых там раньше не было. На обложке первой она увидела имя Скотта Туроу. Вторая оказалась серьезным трудом из области космических исследований.
— Вы умеете читать?!
Уголки губ Кевина дернулись.
— Я читаю, только если не удается упросить кого-нибудь заняться этим вместо меня, — буркнул он, устраиваясь на длинном диване.
— Очень смешно, — передернула плечами Молли, садясь на противоположный конец.
Только что сделанное открытие отнюдь не улучшило ее настроения. Ру подобрался ближе, готовый грудью встать на защиту хозяйки, если Кевину вздумается вновь наброситься на нее.
— Ладно, признаю, что вы не настолько интеллектуально… ограниченны, как кажетесь.
— Позвольте мне сделать заявление для прессы. Они тоже обрадуются.
Ничего, сейчас она ему покажет!
— Но в таком случае почему вы делаете глупость за глупостью?!
— О чем это вы? Не понимаю.
— Ну… скажем, затяжные прыжки, прыжки на лыжах с вертолета, гонки по пересеченной местности после сборов.
— Похоже, вы немало успели узнать обо мне.
— Ничего личного. Просто вы часть семейного бизнеса, и не самая ничтожная. Кроме того, все в Чикаго знают о ваших проделках.
— Репортеры вечно поднимают шум из-за пустяков.
— Я бы не назвала это пустяками! — фыркнула Молли. — Не понимаю. Вы всегда были образцом для спортсменов-профессионалов. Не пьете за рулем, не бьете женщин. Первым являетесь на тренировки и последним уходите. Ни скандалов, ни пирушек, ни наркотиков. И вдруг такой сдвиг по фазе!
— Никакого сдвига.
— А как еще это можно назвать?
Кевин, склонив голову набок, с подозрением прищурился:
— Так вас послали шпионить за мной?
Молли рассмеялась, хотя это
— Уж поверьте, я последняя из тех, кому доверят столь ответственное поручение. Я в этой семейке считаюсь «синим чулком». — И, перекрестившись, добавила:
— Ей-богу, Кевин, чтоб мне пропасть, если выдам вас. Поведайте, что вы задумали?
— Люблю иногда разогреть кровь и не вижу в этом ничего плохого.
Но Молли не успокоилась:
— Разве вашим приятельницам все равно, что с вами будет?
— Если хотите что-то узнать о моей интимной жизни, так и скажите. По крайней мере доставите мне удовольствие посоветовать вам не совать нос в чужие дела.
— Зачем мне подробности вашей интимной жизни?
— Вот и мне интересно — зачем?
Молли окинула его мрачным взглядом.
— Просто гадала, где вы находите своих дам. Выписываете по каталогу? Или шарите в Интернете? Я слышала, что есть фирмы, специализирующиеся на помощи одиноким американцам. Ищут им партнерш за границей. Видимо, сами они, бедняги, не в силах справиться. Да-да, я видела такие снимки.
«Двадцатилетняя русская красавица. Играет классику на фортепьяно в голом виде, в свободное время пишет эротические романы, жаждет включить в свой репертуар „Янки Дудль“».
К сожалению, вместо того чтобы оскорбиться, Кевин рассмеялся;
— Я встречаюсь и с американками тоже.
— Готова поклясться, последние в печальном меньшинстве.
— Вам никто не говорил, что вы чересчур пронырливы?
— Я писатель. Любопытство — профессиональное качество. — Молли перешла в атаку:
— Расскажите о своей семье/
— Рассказывать почти нечего. Я — эс-эс.
Сукин сын? Скользкий слизняк?
Кевин ухмыльнулся и водрузил ноги на журнальный столик.
— Сын священника. В четвертом поколении, в зависимости от чего считать.
— О да, я, кажется, читала. Значит, в четвертом поколении?
— Мой отец был методистским священником, сыном методистского священника, а тот, в свою очередь, был внуком одного из старых методистских бродячих проповедников, что несли слово Божие в самые глухие уголки нашей страны.
— Так вот почему в ваших жилах течет столь буйная кровь! Гены прадеда-миссионера.
— Уж конечно, не папаши. Потрясный был парень, но рисковым малым его не назовешь. Типичный кабинетный ученый. Совсем как вы. Разве что повежливее, — усмехнулся Кевин.
Молли предпочла пропустить ехидный намек мимо ушей.
— Его уже нет в живых?
— Умер лет шесть назад. Ему был пятьдесят один год, когда я родился.
— А ваша мать?
— Ушла в мир иной полтора года назад. Она тоже была немолода. Буквально глотала книги, была председателем исторического общества. Увлекалась генеалогией. Помню, с каким нетерпением родители ждали лета. Эти месяцы были лучшими в их жизни.