Мое непослушное сердце
Шрифт:
ЛАГЕРЬ «УИНД-ЛЕЙК»
ПАНСИОН И ЗАВТРАКИ
Основан в 1894 году
— Вывеска новая, — нахмурился Кевин. — И мне никто не говорил ни о каких завтраках. Должно быть, тетка пускала жильцов в старый дом.
— Это плохо?
— Да там все плесенью заросло и темно, как в аду! Ни за что не поверю, чтобы кто-то добровольно согласился там жить! — фыркнул Кевин, сворачивая на усыпанную гравием дорожку, вьющуюся среди деревьев.
Машина остановилась, и у Молли перехватило дыхание.
Она ожидала
При ближайшем рассмотрении выяснилось, что клумбы на площади заросли сорняками, а петлю обвившей ее дороги следовало усыпать гравием. Повсюду были видны следы запустения, но отнюдь не многолетнего. Очевидно, лагерем перестали заниматься совсем недавно. Большинство коттеджей были заперты, хотя некоторые уже открылись.
Из одного показалась престарелая пара, и еще Молли заметила гуляющего у беседки мужчину с палочкой.
— Почему здесь люди? Я велел освободить все коттеджи и отказывать в аренде всем приезжающим!
— Должно быть, их не известили, — рассеянно пробормотала Молли, не в силах отделаться от удивительного ощущения чего-то знакомого, почти родного. Странно, ведь она никогда здесь не бывала!
Немного в стороне от центра лагеря находилась небольшая зона отдыха с песчаным полумесяцем пляжа, за которым поблескивали серебристо-голубые воды озера на зеленом фоне листвы. На берегу, возле потемневших от времени досок причала, лежали перевернутые каноэ и гребные шлюпки.
На пляже ни души. Что ж, неудивительно. Хотя июнь выдался теплым, здесь, на севере, вода все еще ледяная и вряд ли кто-то, кроме самых закаленных купальщиков, решится окунуться.
— Здесь нет людей моложе семидесяти! — воскликнул Кевин, нажав на педаль акселератора.
— Еще слишком рано. Занятия в школах не закончились.
— Да тут и в конце июля будет так же. Добро пожаловать в мое детство! — недовольно хмыкнул Кевин и свернул на дорожку, идущую вдоль озера.
Молли увидела другие коттеджи, выстроенные по тому же образцу. Над ними возвышался прелестный двухэтажный дом в стиле эпохи королевы Анны.
Но это здание просто не может быть той пыльной мрачной развалюхой, которую описывал Кевин Дом был выкрашен в светло-кофейный цвет. Оранжево-розовые, желтые и темно-зеленые разводы приятно оживляли крыльцо и тонкие столбики, на которых держался навес. У двойных дверей с витражами из матового стекла с рисунком в виде лиан и цветов красовались петуньи в глиняных горшках. В коричневых подвесных ящиках зеленел папоротник, на старомодных деревянных качалках лежали подушки в яркую клетку, тех же цветов, что и отделка дома. И снова у Молли возникло ощущение, будто все это уже было когда-то.
— Черт побери, глазам не верю! — взорвался Кевин, выбираясь из
— Зато теперь тут настоящий рай! — возразила Молли и тут же поморщилась от стука захлопнувшейся дверцы. Покачав головой, она вышла из машины и осмотрелась.
Ру вырвался и бросился к кустам. Кевин, упершись кулаками в бедра, воззрился на дом.
— Когда, спрашивается, она умудрилась превратить его в пансион?!
В этот момент дверь отворилась и на крыльце появилась пожилая женщина лет семидесяти на вид. Поредевшие, прошитые сединой светлые волосы были небрежно схвачены на затылке заколкой Высокая, ширококостная, с приятным скуластым лицом, на котором выделялись ярко-голубые глаза и широкий улыбчатый рот. Припорошенный мукой белый передник закрывал ее слаксы цвета хаки и белую блузку с короткими рукавами.
— Кевин! — восторженно воскликнула женщина и, скатившись по ступенькам, бросилась ему на шею. — Милый мальчик! Я знала, что ты приедешь!
Молли показалось, что Кевин не испытывает особой радости от встречи.
Женщина, подняв голову, окинула ее оценивающим взглядом.
— Я Шарлотта Лонг. Мы с мужем приезжали сюда каждое лето. Он умер восемь лет назад, но я по-прежнему останавливаюсь в «Каравае и рыбе». Тут все коттеджи имеют названия, видите ли. А Кевин вечно забрасывал мяч в мои розы.
— Миссис Лонг была добрым другом моих родителей и тети, — пояснил Кевин.
— Господи, как мне не хватает Джудит! Мы встретились, когда я впервые оказалась здесь! — воскликнула Шарлотта и снова пристально уставилась на Молли. — А это кто?
— Молли Сомервиль, — представилась та, протягивая руку.
— Вот как… — пробормотала Шарлотта, поджав губы, и снова обратилась к Кевину:
— Право, нельзя взять в руки журнал, чтобы не наткнуться на статью о твоей пресловутой свадьбе. Не слишком ли рано встречаться еще с кем-то? Пастору Такеру наверняка не понравилось бы, что ты не слишком стараешься уладить дела с женой.
— Э-э… Молли и есть моя…
Последнее слово он отчего-то так и не смог произнести.
Молли сочувственно улыбнулась ему, но, похоже, не собиралась помочь.
— Молли и есть… моя жена, — выдавил он наконец.
Молли опять подверглась бесцеремонному осмотру.
— Что ж, в таком случае… все в порядке. Но почему вы представляетесь как «Сомервиль»? Такер — прекрасное гордое имя. Пастор Такер, отец Кевина, был лучшим из всех, кого я знала.
— Уверена, что так и было, — вежливо кивнула Молли и, поскольку никогда не любила обижать людей, вежливо пояснила:
— Фамилия Сомервиль стоит на всех моих книгах. Я детская писательница.
Неодобрительная гримаска как по волшебству исчезла.
— Как я вам завидую! Мне всегда хотелось писать книги для детей! До чего же это чудесно! Знаете, когда мать Кевина была жива, она боялась, что он женится на одной из тех тощих супермоделей, которые курят, колются и спят с кем ни попадя!
Кевин поперхнулся.
— Ну же, песик, не стоит мять лобелию дорогой Джудит! — попеняла Шарлотта, похлопав себя по бедру.