Мое образование (Книга Cнов)
Шрифт:
Дворецкий невозмутим.
– - Ссссссдддддделлллайййййй чттттто-ннибббудддьь!
– - заикается Билл.
– - Я подаю в отставку, сэр. Меня нанимали дворецким, а не уборщиком туалетов и не телохранителем.
– - Он церемонно откланивается и покидает комнату.
Одри выходит за ним следом, пару секунд спустя вновь возникая со складным мопедом: Тыр тыр тыр.
Билл оглядывает гостей -- всего их пятеро:
– - Пппошшлли ввоннн изз ммоегго дддоммма!
– - С премногим удовольствием, старый педрила.
– - Если между нами -- тут ужасно смердит.
– - И отсасывает.
– -
Пятый человек -- это нечто. Он показывает Биллу средний палец, извлекает свою вставную челюсть и кусает ею Билла за нос. Билл пытается смахнуть зубы с лица, но их заклинило. Когда пятый проходит мимо, он распахивает пасть, точно морской окунь, и втягивает зубы -- их отрывает от носа, и они со щелчком становятся на место, оставляя Билла в одиночестве истерически истекать кровью.
Билл в рыданиях падает на софу. Занавес.
За сценой слышен звук спускаемой в унитаз воды.
Прошлой ночью в квартире, больше похожей на коридор, открытой с одной стороны на улицу. Я увидел, как знакомый мальчик едет мимо на велосипеде, а через дорогу -- другие мальчишки, и почувствовал себя очень одиноко. Я работал над книгой -- писал маслом. После каждой фразы справа была колонка со словом "укус". "Пожалуйста", но комнату в глубине прихожей я делил с мамой, и ей нужно было поспать, поэтому над книгой я больше работать не мог.
В комнате в глубине прихожей еще был Майкл Портман -- за занавеской. Позже я видел, как некоторые мальчишки пробираются ко мне в комнату, и я знал, что они хотят украсть мой тупорылый .38.
Перебивки сна вовсе не похожи на кино с его затемнениями и прочей дребеденью. Это больше как смена точки зрения: квартира Джона Кука, и там -- Мэри Кук, она выглядит стройной и стильной, вот только ноги у нее толстые и мерзкие. Мы беседуем. Я спрашиваю, была ли она в последнее время в Марракеше. Затем Джон разговаривает по телефону с Брайоном, договаривается поехать в армянскую церковь послушать григорианские хоралы:
– - О, такие особенные.
И Мэри Кук исчезает, и мы уже на Восьмой улице в Нью-Йорке. Джон садится в такси, а Брайон уходит и бросает через плечо, что его адрес -Йорк-стрит, 121 или 122.
Тем временем ко мне приближается пьяный профессор, которого я откуда-то знаю. Не выпью ли я с ним и его подружкой? Мне эта мысль не нравится, она чревата неприятными возможностями.
Меня укусило существо -- мартышка с крохотными зубками.
Мой пресс-секретарь Ким Карсон сказал:
– - Единственная цель, к которой стоит стремиться, -- это бессмертие.
И на хуй физиков, которые говорят:
– - Нет картины без рамы. Нет жизни без смерти. Да и вообще, единственное, что придает достоинство и смысл жизни, -- это смерть. Почему должна существовать другая жизнь? Неужели вам здесь не хватает?
В самом деле, да: хватит уже околесицы.
Итак, существует два маршрута к бессмертию. Их можно обозначить так: замедление или ускорение, или же -- напрямик или в обход. Смотри афоризмы Великого Белого Охотника. В тот момент, когда смотришь непосредственно в лицо смерти, ты бессмертен. Это маршрут напрямик. Замедленный, вампирский маршрут в обход -- это так: немного взял, немного оставил, конечно, позаимствуй по годику жизни у тысячи граждан, они не заметят --
Так как же встретить смерть лицом к лицу?.. не уклоняясь, без позы -а это всегда неизбежно будет рассматриваться как форма увиливания, хуже, чем уклонение, потому что скрыто. Для человека, который уклоняется и убегает, вроде Лорда Джима или Фрэнсиса Макомбера, надежда сохраняется. Но только не для того, кто выпячивает грудь и заворачивается в знамя, французский морской офицер в "Лорде Джиме"(72), который по-галльски пожимает плечами, один из величайших персонажей художественной литературы:
– - Parbleu, il s'en fuye, mais il a laisse son cadavrе en place...
– - Он сбежал, а труп свой оставил.
– - Intrugue par ce cadavrе?
– - Заинтригованы этим трупом?
Да нет, сказать по-правде... хорошо известная и задокументированная ересь, нечто знакомое в этой фигуре, отдаляющейся все больше и больше. "Как! Он сам!" Как в песне поется: "Они не вернутся, о нет, не вернутся, стоило им уйти..."
Сижу на покатой палубе с двумя спутниками в традиционном хиппейском прикиде: грязные джинсы, длинные всклокоченные волосы, рюкзаки. Сам я одет более консервативно -- при костюме и галстуке. Это место, по-видимому, -третий класс. Спутников моих допрашивают два таможенника. Один -- типичный: слегка пузат, золотые зубы, усы. Второй, очевидно, -- из образованных, в сером костюме и с черным галстуком. У него длинное, выступающее вперед овальное лицо, серая кожа, бледно-серые глаза. Я говорю ему, что я писатель, а он улыбается, и улыбка эта отражает его недоверие, ненависть, презрение: ясно же, что я не могу быть писателем в компании "хи-ипи".
И тут кое-что еще -- теперь я узнаю в нем охранника на Рынке, в том сне, когда я пытался выбраться из зачумленного Нью-Йорка и вогнал разбитую бутылку в его лицо. Что-то еще есть в этой улыбке. Улыбку я не могу записать, нет слов для его улыбки. Вот она обостряется, в ней видно все больше и больше -- чего? все его лицо освещается ею. Я понимаю, что он болен... смертельно болен каким-то кошмарным недугом. Улыбка эта -- чистое зло, настолько чисто она, блядь, сияет.
– - Там, где мы, -- Ад, а там, где Ад, должны мы пребывать вечно.
И вот сейчас я вижу корабль, он около 150 футов в длину, низкосидящий, серо-зеленого цвета, похож на эсминец. Я оставил свой багаж в гостинице и решаю не возвращаться. У меня в этом сне о путешествии третьим классом лишь небольшой кожаный саквояж, призванный подтвердить, что я писатель, и в нем лежит одна из моих книг. Я продолжаю повторять Улыбчивому, чтобы за ним послали.
Серия моих картин основана на тайне "Марии Челесты". Бригантину "Мария Челеста" заметили идущей на всех парусах от Азор в 1872 году. Высадившаяся на борт группа обнаружила, что судно брошено. (Не хватало одной шлюпки и судового компаса.) Груз спирта остался нетронутым. Судно взяло курс из Галифакса на Лиссабон с экипажем из тринадцати человек. На борту также находилась жена капитана. "Марию Челесту" отбуксировали в Гибралтар, где и провели дознание.