Мое побережье

Luft_waffe

Это называется истерикой?

— Что? Вполне естественное любопытство.

Воистину: и смех, и грех.

— Откуда я знаю? Мне не с чем сравнивать.

— Ну, на пальцах покажи, хотя бы примерно, — не унималась эта бесцеремонная девчонка.

Я хмуро покосилась на нее.

Он большой? В голове словосочетание стыдно прокручивать, не то, что пытаться вспомнить. Ох, нет, не стоило начинать об этом думать; в горле стало привычно жарко, и я поспешила нервно закусить пересохшую губу.

Только если напрячь память о том зимнем вечере, когда…

О, господи.

—

Не помню я! — бессильный хлопок ладоней по одеялу.

— Ты переспала с Тони Старком и не помнишь, какой у него член?

— Я же не разглядывала его! — абсурдность ситуации и собственные раздраженные интонации отчего-то вызвали волну короткого смеха. — Боже. Не верится, что говорю о таких вещах. — Я рассеянно облизнула губы, внутренне краснея от слов, еще не произнесенных: — Ну, у нас получилось не с первого раза.

Наташа придирчиво сощурилась, думая о чем-то, мне не ведомом. И лучше бы она оставила собственные умозаключения при себе, ибо от ее следующей реплики я зарделась:

— Нормальный, значит, — вынесла она вердикт и весело хмыкнула, когда я недовольно вздохнула и отодвинулась от нее подальше, подтягивая к груди и обхватывая коленки. — А в толщину?

— Нат!

Она рассмеялась.

— Прости, конечно, что шучу, но это такая шикарная возможность над тобой подтрунить.

Я не удержалась и вернула ей теплую улыбку. Пусть и разреветься с каждой секундой хотелось все сильнее. Пусть такой эмоциональной нестабильности я не испытывала очень и очень давно.

— Хочешь, с Барнсом тебя сведу? Для сравнения, — продолжала она говорить. — Он хорош.

— Даже спрашивать не буду, откуда такие познания.

Наташа тихо хохотнула.

— Нет, ничего личного, на самом деле. Он классный в отношениях. Я знаю его, потому что он очень долго встречался с одной моей знакомой, и все было достаточно серьезно, но, когда они расстались, он пустился во все тяжкие, — она задумчиво повела плечом. — И, видимо, до сих пор не хочет останавливаться. Ты на нее, кстати, чем-то похожа, — прямой взгляд светло-зеленых глаз. — Она тоже была рыженькой. Так что, все может быть, — игривые нотки, которые невозможно игнорировать с тоскливой миной.

— Уволь. Я не ищу новых знакомств.

— Или со Стивом, на худой конец. Хотя, почему на худой? Там такой тихий омут…

Я весело фыркнула и шутливо запустила в нее подвернувшимся под руку жирафом Кристофером; Нат с улыбкой поймала его.

— Избавь меня от деталей. Мне еще на выпускном ему в глаза смотреть придется.

— Тем более! Секс на выпускном — классика.

— Сколько тебе было, когда ты лишилась девственности? — нет, мне правда интересно.

Только я слишком поздно спохватилась над формулировкой вопроса, прозвучавшего чрезмерно грубо. Однако Наташа задетой до глубины души не выглядела — она нахмурилась и прикусила щеку, словно освежая в памяти события одной ей известной давности.

— Шестнадцать, — наконец, с уверенностью выдала она.

Проклятый язык не удержал и следующую фразу:

— Вы с Брюсом были вместе?

Фразу, которая не должна была звучать в этой комнате.

Я заметила, как она опустила глаза

к собственным ладоням — всего на секунду, — а затем моргнула и обратилась ко мне с той полуулыбкой, какая должна была показаться мне естественной.

Я не успела извиниться и стушеваться, закрывая тему, переводя разговор в другое русло.

— Нет, — она рассеянно обвела пальцем линию шва на покрывале. Уголки губ опустились, и больше ее лицо не трогала напускная беспечность. Лишь тихая, глухая печаль. — Не сложилось.

— Но вы же долго встречались.

Разве это не входит в список чего-то… «обязательного», «полагающегося»? В качестве разумеющегося витка и новой ступени отношений?

На сей раз она самую малость повеселела по-настоящему.

— Потому что Брюс — не мудак на байке.

***

Может, это, в самом деле, правда — все изречения на тему того, что цветовая гамма помещения влияет на уровень нашей возбудимости?

Я испытывала напряженное дежавю, нервно скользя взглядом по красно-белой плитке маленького кафе, недалеко от района моего и Хогана проживания.

Все те же прибитые к стенам виниловые пластинки и рамочки с плакатами Элвиса Пресли.

Мы сидели вдвоем в неприятно пищащей тишине, кою словно бы оказывалась неспособной заглушить старая добрая «Roll Over Beethoven» с вокалом легендарного Пола Маккартни, при прослушивании которой у меня всегда автоматически подергивалась нога.

Сейчас же коленки будто приросли друг к другу под маленьким квадратным столиком. Слишком маленьким, чтобы беспечно ими ерзать — не дай бог, заденешь его.

Старк даже не улыбнулся в порядке флиртующей привычки официантке, которая в свои двадцать шесть выглядела на шестнадцать и так, словно застряла в прошлом десятилетии — по крайней мере, если судить по выкрашенным в почти белый оттенок волосам, заколотой на макушке челке и подведенным снизу глазам, что казалось пиком моды как минимум в две тысячи седьмом году. Не исключено, что с тех далеких пор она здесь и работала. По крайней мере, я помнила Джуди большую часть своей сознательной жизни.

Тони так пристально пялился в окно, что, наверное, подскочил бы на месте, если б его внезапно хлопнули по плечу.

Наше мороженое несли чересчур долго. Просто непозволительно. Или это только мне так казалось; я покосилась в сторону круглых настенных часов и с трудом удержала тяжелый вздох, осознав, что это время ползет с убийственной медлительностью.

Едва Наташа покинула пределы моей комнаты (а просидели мы вместе ни много ни мало до четырех часов, незапланированно и беспечно потратив весь день за разговорами или уютным молчанием: мы заказывали пиццу, валялись на кровати, перемывая все существующие в природе кости мужскому полу, без слов лежали рядом и наслаждались тишиной, и к концу нашего удивительного времяпровождения решили посмотреть «Цыпочку» — фильм, который Наташа, как она призналась, могла пересматривать бесконечно, и который ни разу прежде не видела я), я удосужилась проверить входящие сообщения да наткнулась на череду вопросительных: «Как ты?», «Пеппер?», «Ты решила мне больше не отвечать?», «Пошли гулять?».