Моё пост-имаго
Шрифт:
– О!- обрадовался Дилби.- Хорошая новость. Господа Бэнкс и Хоппер, констебли с вокзала, раскрыли запутанное дело и арестовали убийцу. Сегодня они проставляются в «Колоколе и Шаре».
– Но я слышал, дело еще далеко от завершения,- заметил доктор.- И что арестованный ими – всего лишь свидетель.
– Это еще нужно доказать, а пока что он и есть убийца – раз сидит за решеткой-то.
Доктор на это хмуро промолчал.
Вскоре они спустились на первый этаж. У сержантской стойки их внимание привлек оживленный спор.
Дежурил сегодня сержант Гоббин, существо злобное, мстительное и исключительно коварное.
Обычно у сержантской стойки посетителей не бывает: жители Саквояжного района не приходят сюда жаловаться или подавать какие бы то ни было заявления, а последние записи в толстой сержантской книге обращений датированы еще временами, когда констебли работали на благо общества, примерно шестьдесят лет назад, при деде нынешнего бургомистра.
Но сейчас, напоминающий крошечную лодчонку, которую шторм несет прямо на скалу, у стойки стоял и возмущался некий джентльмен с очевидной склонностью к суициду.
– Это неслыханно! Возмутительно!- вопил он, а сержант Гоббин лишь криво усмехался. Злобного полицейского забавляло то, как пыжится этот нелепый человек в темно-сером костюме, как шляпа-котелок едва ли не подпрыгивает на его макушке, как трясутся его ручонки, сжимающие портфельчик для бумаг.
– Мистер Пиммз, что здесь происходит?!- спросил доктор подойдя.
Мистер Пиммз резко обернулся, но увидев, кто его окликнул, даже обрадовался.
– О! Господин доктор! Хорошо, что вы здесь! Они… эти…- он гневно замолчал, сдерживая ругательство,- отказываются отпускать мистера Келпи! Вы можете с этим что-то сделать?!
– К сожалению для вас, он ничего не сможет с этим сделать,- процедил сержант.- Убийца сидит, где ему и положено. И да, к слову: этот ваш законник, который заявился утром, ничего здесь не решает.
– Вы… это… вы пожалеете!
– Ну-ну.- Гоббин рассмеялся.
– Мистер Пиммз,- сказал доктор.- Я только что от господина комиссара. Он заверил меня, что мистера Келпи отпустят, как только судья Сомм подпишет все бумаги. Судья еще спит и обычно просыпается часа в два-три пополудни, после чего еще примерно два с половиной часа собирается. Чтобы добраться сюда, ему нужно еще около часа, хотя он живет на площади Неми-Дрё, которую можно разглядеть, выйдя из этих дверей. Ну и еще около трех часов он рассматривает первоочередные дела. Папку с делом мистера Келпи положили на самый верх стопки. Думаю, к вечеру его уже отпустят.
При этих словах улыбка слезла с губ злобного сержанта Гоббина. Он до последнего рассчитывал, что устоявшаяся за годы процедура не даст сбой. Обычно те, кто сюда попадал, выходили наружу только через заднюю дверь, закованные в кандалы. Да и то идти им было всего пару футов к тюремному фургону, после чего они отправлялись прямиком в квартал Хайд.
– Парни проделали большую работу! Отыскали убийцу…- начал он.
– Им придется поискать кого-нибудь другого,- сухо проговорил доктор.
Сержант
– Стоять! Вы арестованы!- шипящий и хрустящий механический голос заполнил собой весь первый этаж Дома-с-синей-крышей.- Гражданин, вы совершили противозаконное действие! Именем полиции Габена! Стоять! Вы арестованы!
Орал один из полицейских – громила двинулся в направлении стойки, вел он себя при этом исключительно странно, если не сказать безумно. Вся верхняя половина его тела с металлическим скрежетом раскачивалась взад-вперед, а вытянутые руки хаотично болтались из стороны в сторону, описывая круги, словно лопасти пропеллера.
– Проклятье!- в ярости закричал сержант Гоббин.- Шарки снова сломался!
Шарки был констеблем-автоматоном. На первый взгляд его можно было принять за обычного полицейского: темно-синяя форма, высокий черный шлем с кокардой, дубинка на поясе. Но вблизи все сразу становилось ясно: глаза у Шарки были лампами (сейчас горела лишь одна из них), а рот, все исторгающий свои угрозы, походил на раструб-воронку клаксона. Но даже если не обращать внимания на ржавое лицо, лишь отдаленно походящее на человеческое, нельзя было не заметить, что форма его давно устарела, как и он сам. Так, к примеру, на мундире старого образца были два ряда гербовых пуговиц вместо одного.
«Латунный полицейский на службе закона!» – под таким гордым лозунгом механическое пополнение персонала должно было стать новой вехой в защите правопорядка, но, как и все в Габене, стало лишь очередным разочарованием. Когда-то, чуть ли не полвека назад, около трех дюжин латунных констеблей служили в Тремпл-Толл, подчиняясь своим человеческим коллегам – их использовали для оповещения, поддержки, связи и конвоя, но всего за несколько лет они безнадежно устарели, а заменить на новые их никто не удосужился. Теперь латунных констеблей на улицах города больше не осталось. Кто-то из них окончил свои дни на железной свалке Ружж, кто-то – на дне канала Брилли-Моу, кого-то продали на Черном рынке автоматонов в Фли, а Шарки, последний представитель своего вида, мог арестовать разве что слепого паралитика, да и то навряд ли – он, скорее, покалечил бы его беспорядочно размахивающими руками.
– Дилби!- орал сержант Гоббин, зажимая уши ладонями.- Сделай что-нибудь! Заткни его! Пока он не начал свистеть!
– Что мне с ним сделать, сэр?!
– Мне почем знать?! Убери его отсюда! Заткни! Сломай! Выкинь на свалку! Делай все, что хочешь, но пусть эта консервная банка заткнется!
Сержант явно был рад выместить свою злобу хотя бы на ком-то.
Дилби поспешил исполнить приказ – засуетился вокруг Шарки, пытаясь найти переключатель. Вжав голову в плечи и скорчив бессмысленную в данной ситуации страшную рожу, он запрыгал вокруг латунного полицейского, изворачиваясь и пригибаясь, чтобы не получить по голове одной из его тяжелых металлических рук. Не найдя, как отключить взбесившийся механизм, констебль выбрал момент, схватил автоматона и поволок его прочь. Всему этому сопутствовал хриплый смех старика Лоусона, который сидел в уголке, под доской с плакатами о розыске определенных лиц.