Мое простое счастье
Шрифт:
– Ищете что-то конкретное? – спросила она.
– Сиреневую елку, если не ошибаюсь.
– А-а… – Она улыбнулась еще шире и указала на несколько рисунков дальше по коридору – целый лес сиреневых елок под табличкой с надписью «Дошкольная группа». – Я так понимаю, вы знаете кого-то из учеников Клэр?
– Даже двоих.
– В этом году дошкольники пришли ко мне после того, как посмотрели «Невероятные приключения динозаврика Барни». Что тут скажешь? Сиреневый динозаврик превратился в сиреневую елку.
Я
– Значит, вы и есть тот чудесный учитель рисования, о котором только что рассказывала Клэр?
– Учитель рисования, учитель домоводства, учитель с едущей крышей. – Она заправила волосы за уши. – Но определение Клэр мне нравится гораздо больше. А вы кто?
– Энни. Энни Адамс. Я только что переехала в Уильямсберг.
– Добро пожаловать! Я догадывалась, что вы не местная. Во-первых, я вас не знаю, хотя прожила тут всю жизнь.
– А во-вторых?
Она указала сначала на мои кроссовки, потом на флисовое пальто:
– Вы можете сильно простудиться, если не оденетесь потеплее.
– Да, я уже поняла. Мой муж вырос в Уильямсберге, а сама я бывала в здешних местах только раз – ездила по работе в Бергширские холмы. Так что мне еще предстоит узнать, что это за город.
– Холодный.
– И красивый, – оптимистично добавила я.
– И холодный.
Мисс Генри принялась снимать следующий рисунок. Под ним была голубая ленточка с золотой надписью «Первое место». Только тут я заметила, что под каждым рисунком висит голубая ленточка и на каждой надпись «Первое место».
– Вообще-то полагается выбирать одного победителя, – пояснила она. – Но я не особо люблю конкурсы, поэтому присудила первое место всем двумстам участникам.
– Отличный выход.
– Я тоже так думала, пока дети не начали ко мне приставать, кто победил больше всех.
Мисс Генри положила на тележку еще один рисунок. Я поглядела на длинную стену, завешанную работами ее учеников, и сказала:
– Знаете что? Я никуда не спешу. Хотите, я вам помогу?
Ее лицо просияло.
– Вы правда хотите помочь? А вам это точно не в тягость? Я хотела попросить уборщика, а потом вспомнила, что уборщика у нас нет.
Я рассмеялась и принялась осторожно отклеивать рисунок, на котором два человечка размахивали ножками индейки.
– Мне это только в радость.
Она протянула мне свой шарф:
– Тогда накиньте вот это. Натуральная шерсть – я сама вязала.
– Какой мягкий…
Я намотала на шею шарф, и мне сразу стало теплее.
– Так-то лучше, – улыбнулась мисс Генри. – А то мне прямо холодно на вас смотреть. Пока мы работаем, я расскажу вам, как не замерзнуть в Уильямсберге.
– А разве не достаточно одеться потеплее?
– Если бы все было так просто! – вздохнула она.
Я взглянула на следующую группу рисунков: мы приближались к зарослям
Я провела пальцами по рисунку и по подписи.
– Вот они, – сказала я.
– Кто?
– Мои племянники – Сэмми и Декстер Патни…
– Сэмми и Декстер?..
И тут она побледнела – прямо у меня на глазах. Она побледнела так сильно, что я внезапно поняла, каково это – увидеть привидение.
Целую нескончаемую минуту мисс Генри не отрываясь смотрела на меня.
– Вы родственница Шерил, да? – спросила она наконец. – У нее, кажется, есть сводная сестра? Или вы друг семьи и дети просто называют вас тетей?..
Она говорила очень тихо, голосом человека, который уже знает страшную правду.
– Нет, я замужем за братом Джесси, за Гриффином. Мы недавно поженились.
В коридоре внезапно стало нечем дышать. Не знаю, как или почему, но воздух вокруг нас словно сгустился.
– Насколько недавно?
– Мы познакомились в Лос-Анджелесе. Он временно работал в ресторане недалеко от моего дома. Или, вернее, бывшего дома.
Я улыбнулась, но выражение лица мисс Генри не изменилось, и я продолжила:
– Все произошло очень быстро… Наверное, лучше не рассказывать, насколько быстро, а то у вас сложится обо мне неправильное представление. Вообще-то я в жизни не совершала ничего подобного. Ничего до такой степени необдуманного.
Я слегка покраснела:
– Не люблю женщин, которые говорят: «Я сразу поняла, что мы созданы друг для друга». У меня такого не бывает. Я даже когда носки покупаю, и то вечно не могу определиться.
Она не отрываясь смотрела на меня, словно с каждой секундой укреплялась во мнении, что у меня не все дома.
– Хотя, наверное, насчет носков – это я погорячилась… С ними все намного проще…
Ни слова. Она не произнесла ни слова. А я продолжала щебетать – понимала, что говорю лишнее, но уже не могла остановиться. Я должна была сделать что-нибудь, чтобы краска вернулась к ее щекам.
И тут я заметила у нее на запястье вторую половину татуировки Гриффина. Вторую половину якоря. Правую, более острую половину.
– Подождите… – проговорила я. – Так вы Джиа?
– Я Джиа.
– Гриффин говорил мне о вас! Правда, не называл вашей фамилии. Но он рассказал мне про татуировку. Мне нравится. В смысле, нравится татуировка и нравится, что вы решили ее разделить.
Я по-прежнему улыбалась. Вот что самое ужасное: я по-прежнему улыбалась. Тогда я еще не знала, что делать этого нельзя. И внезапно Джиа, мой только что обретенный и уже утраченный друг, развернулась и быстро пошла прочь.