Мое простое счастье

Дейв Лаура

Когда много путешествуешь, очень скоро понимаешь, что даже в самой жалкой, неудачной, отвратительной поездке бывает один незабываемый момент. Вообще-то именно на фоне такой незадавшейся поездки этот момент выделяется особенно ярко. Взятая напрокат машина ломается посреди ночи. Пятизвездочный отель оказывается пропахшей плесенью хибарой. Прямо из аэропорта тебя увозят в больницу с острым приступом гастроэнтерита. Но зато ты успеваешь прокатиться на велосипеде по залитому лунным светом берегу моря где-нибудь в Ирландии;

совершаешь прогулку по окрестностям летнего Аспена; просыпаешься, полностью выздоровевший, на Ангилье в последнее утро перед отъездом и любуешься прекраснейшим в твоей жизни восходом. И кажется, что этот волшебный миг, стоивший тебе так дорого, и есть самое главное. Благодаря ему вся поездка становится ненапрасной.

На обратном пути из Нью-Йорка в Уильямсберг битком набитый поезд дважды отказывался ехать: первый раз мы простояли сорок пять минут при въезде в Стамфорд, штат Коннектикут, а второй – прождали больше часа у самого Бриджпорта. Когда я наконец добралась до дома, было почти десять вечера. Свет в окнах не горел, и я решила, что все уже спят – вернее, все, кроме Гриффина, который, наверное, до сих пор в ресторане. Оно и понятно: до предварительного открытия времени оставалось немного, и на его месте я бы тоже готовилась, не жалея сил.

К тому же в последнее время на меня обрушилось столько перемен – новый дом, новая жизнь, а теперь еще и потеря работы, – и я почти убедила себя, что даже рада немного побыть в тишине.

А потом я включила в гостиной свет и увидела Гриффина: он стоял, держа в правой руке нарцисс. Вся комната у него за спиной была заставлена такими же нарциссами в банках из-под желе, а на подоконнике выстроились свечи.

Мои губы сами собой сложились в улыбку.

– Что тут происходит? – спросила я.

Гриффин протянул мне цветок.

– Ничего особенного, – улыбнулся он. – Просто с этих пор я всегда буду так тебя встречать. Комната, полная цветов… Ужин при свечах… Могу даже приготовить омлет с омарами.

– А где Джесси? И близнецы?

– Я отправил их в соседний город – есть пиццу и смотреть кино. Дом в нашем полном распоряжении так долго, как нам захочется…

Я обняла Гриффина за шею и приникла к его груди. Он прижал мою голову к себе, и я почувствовала, как меня наполняет его сила.

– Прости, что все время пропадаю в ресторане… что бываю с тобой реже, чем хотел бы…

– Не надо просить прощения… Я не хочу, чтобы ты в чем-то себя винил… – ответила я и добавила: – Меня уволили.

– Я это предчувствовал.

Я со вздохом опустилась на мягкий диван и медленно провела пальцами по волосам.

Гриффин сел рядом со мной.

– Наверное, все к лучшему. В последнее время мне казалось, что колонка мне даже мешает: без нее я бы волей-неволей задумалась, чего на самом деле хочу. Но теперь, когда колонку у меня отобрали…

– Теперь, когда колонку у тебя отобрали?..

– Я

поняла, что ее-то я и хочу!

Гриффин тихо рассмеялся и начал осторожно массировать мне спину.

– Все будет хорошо – обещаю, – сказал он. – Конечно, начинать сначала нелегко, особенно здесь. Бергширские холмы трудно назвать оплотом журналистики…

– Ты правда сказал «оплот» или мне послышалось?

– Правда. Подумал, тебе понравится.

– Мне понравилось, – улыбнулась я.

– Вот видишь? Уже шаг вперед.

Я невольно рассмеялась, но тут же посерьезнела:

– Я всю дорогу сидела и думала, что мне теперь делать. И так и не придумала ничего похожего на ответ.

– А что ты сама хочешь делать?

– Понятия не имею.

И тут в памяти у меня всплыл разговор с Ником, о котором я вспоминала у Питера в кабинете. Наш предпоследний разговор. Или, вернее, недоразговор.

– Что такое? – спросил Гриффин. – Ты о чем-то думаешь, я же вижу.

– Да так, пришла в голову одна глупость. Даже рассказывать не стоит.

– А ты все-таки попробуй.

– Когда я начала вести «Сто открытий», мне стало интересно, как живут люди в разных странах, и я решила фотографировать… дома. Дома, которые чем-то меня зацепили и могли научить, как создать свой собственный… если понимаешь, что я хочу сказать…

С минуту Гриффин молчал.

– Они у тебя здесь? – спросил он наконец.

– Кто? Дома?

Он улыбнулся, не обращая внимания на мой язвительный тон:

– Ну да. Или хотя бы фотографии.

– В зеленой коробке в спальне.

– Можно посмотреть?

– Прямо сейчас?

Гриффин поднялся и протянул мне руку:

– А почему бы нет?

* * *

Мы разложили их прямо на полу – фотографии, негативы, непроявленные пленки. Перед нами предстал плод моей шестилетней тайной страсти: дома в самых разных городах, от Хайфона во Вьетнаме до Мариетты в Джорджии, дома у подножия крутых утесов в рыбацкой деревне Клима на Милосе, загороженные ремонтными лесами дома на берегу крошечной речушки в Винчестере, штат Теннесси, одинокое кресло-качалка перед однокомнатным домом на Кубе…

Гриффин долго и не по разу рассматривал каждую фотографию, не произнося ни слова.

Наконец он заговорил – сначала серьезно, потом с улыбкой:

– По-моему, хорошо. Даже очень хорошо.

Я недоверчиво посмотрела на него:

– А ты мне не льстишь?

Гриффин покачал головой и снова принялся разглядывать фотографии.

– Думай что хочешь, но, по-моему, у тебя вполне профессиональные снимки – интересные, неожиданные, своеобразные. – Он посмотрел прямо мне в глаза и продолжил: – Если бы я увидел их до того, как мы встретились, мне бы захотелось с тобой познакомиться. А это верный признак, что передо мной нечто стоящее.