Моё сердце в тебе бьётся
Шрифт:
– Спасибо, Глеб Давидович, что согласились принять меня пораньше.
– Не за что, Никита. И удачи тебе в МГУ.
– Спасибо и всего доброго, – отвечает парень, а затем разворачивается к нам.
И мое сердце дает трещину. В агонии и со всей силы яростно бьется, врезается в ребра, калечится, но не утихает. Ему тесно в грудной клетке. Оно перепугано почти до смерти, что его могут отвергнуть.
А разве это уже не свершившийся факт?
Потому что Соболевский не смотрит на меня. Только кивает Лидке и сухо докладывает кому-то из ребят
А я все жду, что он заметит меня, чтобы хотя бы сказать ему «привет». И выбить у судьбы хоть какой-то знак. Крошечный. Малюсенький. Пусть бы и ничтожный.
Пожалуйста!
Да только Никита не собирается облегчать мне жизнь. Когда я этого уже не жду, всего лишь окидывает меня совершенно равнодушным взглядом и уходит.
Просто уходит и все!
Будто бы не было между нами пышных букетов с гортензиями и его слов о любви. Будто бы никогда и ничего не было. Понимаете теперь, как все запущено?
46.2
POV Алёна
Именно поэтому я чуть не завалила зачет. Шагнула к столу преподавателя самой последней, потому что на пределе своих возможностей сдерживала слезы обиды и разочарования. Да только все равно видела, как куцые строчки на листе бумаги расплываются от соленой влаги.
Кап-кап-кап…
– Плохой день, Княжина? – интересуется Харитонов, очевидно видя мои красные и опухшие глаза.
– Не сдала? – спрашиваю, нервно стискиваю пальцы и изо всех сил прикусываю щеку изнутри.
Но преподаватель только криво улыбается и ставит в зачетку заветную надпись. Вот только какой от этого толк, если я даже порадоваться этому не могу? Мне от всего происходящего вокруг меня только визжать хочется и может еще разодрать голыми руками грудь, чтобы вытащить уже эту искалеченную, больную и неподдающуюся лечению мышцу. А потом выбросить ее, к чертовой матери, за ненадобностью.
Выдыхаю судорожно, но легче не становится. Это агония нон-стоп, двадцать четыре на семь, и я не знаю где и как от нее укрыться.
И слезы становятся слишком привычным делом, потому что Никита уже второй день не появлялся на зачетах. Но окончательно меня добила новость от старосты Веры, которую я нечаянно услышала, проходя мимо галдящей толпы одногруппников.
– Соболь – мегамозг. В деканате договорился и теперь сессию и зачеты параллельно закрывает, чтобы после нового года уже сюда не бегать. Но, может, завтра появится. Миколишиной он еще зачет должен.
Именно от этих слов я и впала в стопроцентный транс. И видимо потому согласно кивнула одногруппнице Кате, что в это самое время задала мне вопрос:
– Слушай, Алёнка, а ты не хочешь отдать свои новогодние смены в закусочной, а? У меня маму на работе сократили, деньги нужны срочно, вот прямо позарез. Пожалуйста, мне очень надо!
И я, идиотка махровая, сказала ей своё «да», даже не понимая, на что подписалась.
В Новый год. Одна. Без надежды на чудо. Господи, до чего я докатилась?
Еще и Лидка лила концентрированную
– Кир со мной едет в Минводы, представляешь? И мои родители не против! О-о, Лёлька, я так счастлива! Даже слов подобрать не могу. Он и я, и все серьезно! Как я и мечтала. По-взрослому. По-настоящему, ты понимаешь?
– Понимаю, – кивала я и растягивала губы в пластилиновой улыбке.
А потом, когда за подругой наконец-то закрылась дверь и она уехала, сдав последний зачет «автоматом», я привалилась к стене и вновь горько разрыдалась. Потому как мне тоже хотелось по-настоящему и серьезно! Хотелось, но я не находила в себе сил сделать последний шаг.
Ведь это так сложно, на самом деле – наступить себе на горло и признать, что я была глупа и слепа. Но так хотелось быть ближе к нему! А на деле же ничего не получалось и только сны дарили хоть какое-то облегчение, хотя, по сути, еще больше насиловали мои мозги обещаниями несбыточного.
Проснулась сильно рано, а после душа сидела и долго, неотрывно смотрела на пакеты с вещами от Соболевского, что так сиротливо и стояли у стены. Не удержалась. Подошла к одному и заглянула в него, словно в ящик Пандоры. Сверху лежал кремовый кашемировый свитер. За ним белоснежная шелковая блузка с, расшитым бусинами, воротником. А еще черные, расклешенные к низу брючки.
И я решилась.
Облачилась во все это великолепие и, с замиранием сердца, двинула на зачет.
Последний в этом году. Последний, где я смогу увидеть Его.
Вот только стоит ли говорить о том, какое разочарование я испытала, когда и сегодня Никита не появился в общей толчее студентов? Да еще и преподаватель безбожно опаздывал на сие мероприятие – предновогодняя суета и адские пробки очевидно сказались. Нам даже открыли аудиторию, чтобы мы не куковали в коридоре.
Вот уже и полчаса минуло, пока я сидела и мониторила билеты на поезд в сторону бабушкиной деревни. Думала, может кто-то что-то сдаст в самый последний момент, но, увы, мне и здесь везло как утопленнику. По нулям. Хоть пешком иди, в самом деле.
А потом мое сердце дрогнуло, ведь кто-то из ребят крикнул:
– О, Соболь, здорово!
И все! Мандраж на максималках, в груди бомбежка, в мозгах армагеддон. Руки дрожащие тут же под стол спрятала и голову опустила. Потому что страшно! Потому что подними я на него глаза и мне крышка, ребята! Он сразу же все поймет.
Абсолютно все!
И вот уже Никита проходит мимо первой парты, за которой сижу я. Обдает мои вспухшие и воспаленные мозги своим ароматом, заставляя на секунду блаженно прикрыть глаза и вздохнуть от наслаждения. А потом исчезает из поля моего зрения, привычно садясь на верхотуру. И мне так хочется к нему обернуться. Посмотреть еще разок, хапнуть дозу его образа.