Моё сердце в тебе бьётся
Шрифт:
– Придурки! – рассмеялся я.
– Уже порадоваться хорошей новости нельзя, – пробухтел Димка, но тут же и сам заржал.
– Слушай, – потянул я, – я буду не один.
– Так, так…
– С Алёной, – выдал я и тут же услышал удивленный свист.
– Погоди, с той самой Алёной?
– С той самой, – вздохнул я и стиснул оплетку руля.
– Парни на нее прошлый раз в «Елях» облизывались страшно. Каюсь – я тоже. Но Решето приказал «сидеть». У тебя там уши не горели?
– Отвалились, – хмыкнул я, – но я
– Вообще? – ошарашенно выдохнул друг.
– Вообще, – припечатал я.
– Ты охренел, Соболь? Тебе двацуля исполняется! Как так не поздравлять? Ты ошалел? – бушевал приятель и парни на заднем плане тоже недовольно загудели.
– Нельзя, я сказал, – жестко и безапелляционно повторил еще раз, чтобы уж точно дошло.
А то запорят мне всю малину.
– Ладно, – обиженно заключил Димка.
– Только не подведите, пацаны.
– Не волнуйся, все будет нормально. Ты хоть с ночевой останешься?
– Нет, мы уедем.
– Нафиг я вообще это, дурак, спросил, да? – прыснул друг, – Ладно. Тогда до завтра. Но напоминаю, что собираемся после шести!
– Жди, – хмыкнул я и отключился, выруливая по злостным предновогодним пробкам в сторону своей квартиры.
Но по пути еще завернул в цветочный магазин, где оформил на завтра праздничный букет для Алёны из пихты, шишек, рябины и прочей новогодней атрибутики. Гортензии суеверно брать не стал. Что-то у меня с ними не сложилось.
А потом с головой погрузился в монотонное течение времени, плоть до следующего дня, в ожидании нашей встречи. Достал из кладовки искусственную, но очень красивую елку, что купил еще на первом курсе, но так ни разу ее и не поставил. А теперь примостил в углу гостиной и нарядил, отчётливо чувствуя, приближение новогоднего чуда.
Дурак? Да, возможно…
Как и то, что завтра Алёнка может очухаться и все-таки отказать мне, заставляя до самого боя курантов дожидаться ее под окнами на морозе. И с глупым новогодним букетом на перевес.
И сон не шел.
Все бродил как неприкаянный по дому кругами, не в силах совладать с нервным напряжением. Крутил в голове наши возможные диалоги, варианты развития событий и то, что я буду делать, если все пойдет не по плану. О последнем размышлять было страшнее всего, потому что я боялся вновь наломать дров и вытворить какую-то дичь.
А потом замирал посреди комнаты истуканом и понимал, что не будет больше никакой дичи, если Алёна еще раз скажет мне отвалить от нее. Я просто сделаю так, как она хочет и больше никогда к ней не сунусь. Потому что она для меня важнее, чем собственные желания.
Да что там? Она важнее всего в этом грешном мире.
Не знаю, как, в конечном итоге, смог сомкнуть глаз, а потом и дожить до следующего вечера. Но к общаге подъехал сильно заранее, а потом добрых полчаса сидел и ждал, когда уже можно будет к ней подняться.
И вот час «Х»
Улыбнулся и подмигнул на входе Пелагее Ильиничне и, перепрыгивая сразу через несколько ступеней, взлетел на четвертый этаж, где располагалась комната Алёны.
Выдохнул, пригладил волосы, а потом наконец-то постучал, почти захлебываясь от волнения и счастья, что снова могу ее увидеть.
Сейчас!
Дверь открылась и мой рот вместе с ней.
– Привет, – прошептал я, не в силах отвести глаз от девушки.
– Привет, – кивнула она, почему-то поднимая на меня глаза, но тут же отводя их в сторону.
Такая красивая! Идеальная. Любимая…
Стоит в платье, что я однажды ей купил. Волосы шикарные по плечам распустила. На щеках румянец. Губки бантиком покусывает. Ресничками длиннющими хлопает.
Господи, Боже!
Я забыл, как дышать. Я опять в ауте.
Глава 49 – Отупела…
POV Алёна
Порхаю по комнате, пока бабушка по громкой связи рассказывает, что к ней завтра придет в гости провожать старый год подружка с соседней улицы.
– Гуся буду запекать с яблоками, Лёлька, и несколько салатиков нарежу. Подсмотрела тут в газетке, что выписываю, пару новых рецептов. Надоел до оскомины этот проклятущий оливье. Да и «шуба» тоже. А Семёновна принесет бутылочку домашней настойки на дикой сливе. Так что весело у меня будет, ты не переживай.
– А мама что? – еще раз прошлась я рассеянным взглядом по своему небогатому гардеробу.
– Ой, внученька, там труба. Лежит с осени, как вобла сушеная, на диване в своей комнате. Страдает.
– Чего это?
– Так хахаль же ее бросил из-за того, что она квартиру не продала. Вот и горе у нее, что ее не развели как глупую курицу, – фыркнула бабуля и рассмеялась своим же словам.
– М-да…
– Как была дурой всю жизнь, так и осталась. Ну и шут с ней! Ты мне лучше расскажи, как сама будешь Новый год встречать? Не передумала на работу выходить и всю ночь горбатиться, м-м, Лёль?
И я тут же села на свою скрипучую койку, а потом прикрыла ладошками глаза и протяжно вздохнула, все еще не в силах поверить в то, что случилось.
– Ба, – потянула я жалобно.
– Что такое?
– Меня Никита пригласил вместе с ним Новый год отметить, – задыхаясь эмоциями, выдавила я.
– И ты согласилась?
– Угу.
– Слава тебе, Господи!
– Ну, бабушка, – фыркнула я.
– Что? Я девятнадцать лет, как ты родилась, так и бабушка. Ты мне лучше скажи, вы помирились?
– Ну… как? – и мои глаза заметались по комнате, не в состоянии сосредоточится на водовороте мыслей и чувств.
– Эх, а мне пела: не хочу, не буду, не мил он мне. А теперь вот оно что. Любо-дорого посмотреть! Двух слов сложить не можешь, так от любви отупела!