Мое стихийное бедствие. 1 часть
Шрифт:
— Это всё Ариша! Если бы не она...
Я глотаю ком, думая, что со мной не так. Какого чёрта я такая, а? Почему мне так сложно верить во что-то хорошее? Но что в моей жизни вообще хорошее? И почему Дамир не сердится? Это было ужасно... или сердится?
Медленно оборачиваюсь, пытаясь в глаза заглянуть. Он нехотя отпускает, шепнув, пока друг отвлёкся:
— Только не сбегай больше.
Не сбегать? Это всё, что он хотел сказать?
— Что-то ещё?
Пожимает плечами, дополнив.
—
Лучше уж сразу меня линчевать.
— Дамир, — тихим шепотом.
Улыбнулся, вдруг притянув.
— Чего ты ждёшь, Нин?
И я снова сглатываю, пытаясь вразумить себе, что нужно... с ним... заканчивать... Зачем ему такая психическая? Я даже с эмоциями не могу справиться.
— Мне кажется, — внимательно смотрит, немного нахмурив брови, — ты сейчас себя сама ругаешь.
— Тебе не кажется.
Губы дрогнули, не то желая улыбнуться, не то что-то скрыть.
— Ты просто меня пока не знаешь. И я рад, что тоже считаешь себя моей девушкой, раз примерила на себе платье преданной невесты.
— Я не считаю тебя своим.
Ага, просто где-то в какой-то глуши зависаю с каким-то чужим мужиком, который обнимает меня, почти целуя, да? Что за дичь такая!
— Тогда мне снова жаль.
Улыбается... как он может быть таким хорошим?
— Но это же всё вообще ненормально, да? Я же чокнутая, разве нет? — Пытаюсь помочь ему сама.
Молчит, провожая взглядом уходящего под овации Рафа.
— Дамир... — веду плечами.
Всё равно не торопится ответить, не сразу вернув взгляд к моему лицу. Почему он такой? Почему не обвиняет? Как вообще можно меня не обвинять?
Я хочу... его поцеловать. Встаю на цыпочки, впервые за сегодня позволяя себе обвить его руками, дотягиваюсь до губ своими, легонько касаясь, ожидая, поддастся ли мне. Поддаётся, вдруг ощутимо меняясь. Он и правда целует, будто я сокровенный цветок, пока не понимая, что сейчас я хочу... выжечь бабочки в своём животе, просто зайдя туда, куда он и хотел, убедившись наконец, что это чудо — чудовище, ровно такое же, как и все.
Никто не выиграл, прекрати
Нина
И он все-таки неправильный, нереальный. Таких в моем оазисе просто не существует.
Поддался? Да ни черта. Только для того, чтобы оглушить своей нежностью и решать всё самому: аккуратно касается скул, проводит подушечкой пальца след, будто помнит, что я ревела в его машине, а не тупо мечтает трахнуть где-то поблизости. Придерживает мою голову и начинает путать мысли. Изучает меня этими своими глазами: волчьими, мерцающими ярче не приметных здесь звезд и притягательнее, чем отблески фаер-шоу.
Мне надо, чтобы он сдался и я наконец перестала таять и тут же начала тлеть, как брошенный каким-то оленем окурок рядом,
— Поцелуй меня. — Выходит немного хрипло, и его это забавляет.
Мы похожи на гребаных голубков в период конфетно-букетных. Я уверена, что все зеваки так и думают, но его это нисколько не беспокоит.
Он продолжает гладить меня, следя за каждым моим вдохом, будто тысячу лет хотел этого и наконец дорвался.
Зашибись, я уже верю в сказки, а он еще даже в меня не вошел. Хотя о чем я… почему я решила, что будет круто?
— О чем думаешь? — Шепчет чуть ли не в рот, и я начинаю смеяться… как дура, не вырываясь из его рук.
Только успокоившись, думаю, что сказать. Правду? Снова? Не много ли её для него?
— Думаю, не жалели ли под утро тёлки, уезжающие отсюда с тобой.
Он подается вперед, немного склонив голову, и нагло кусает меня за кончик носа. Мать его, будто пометил.
— Арина сказала?
Киваю, морщась. Выгибает бровь и ухмыляется:
— Зачем спрашиваешь, если сама не хочешь узнать?
Вот оно… именно сейчас.
— Хочу… — едва слышно добавив, — узнать.
Чувствую, как на миг перестает дышать, а следом шумно заглатывает воздух.
— Так резко? Что-то изменилось?
— Да, я хочу к тебе.
Молчит, будто ни черта не поверил. А я боюсь, что он сорвется и пошлет меня, как порядочный мудак, после моих истерик. Как меня вообще такую терпеть?
Но вдруг каждой своей гребаной клеточкой чувствую, как он медленно проводит пальцами полосы, спускаюсь от скул к мочке ушей и медленно перетекает к шее. Так плавно, что я даже закрываю глаза. Хотя надо бы, как всегда, остановить.
Сдвигает ткань платья, точно нащупывает бирку, проводя одному ему понятные знаки от седьмого позвонка к моим лопаткам. Грудь сдавливает от натяжения нитей и я совсем сбиваю дыхание, не замечая, как мое тело к нему стремится.
Да, кто-то залазит под юбку, кто-то срывает лифчик, а его потянуло к моей спине… но это волшебно, даже не хочется себя ненавидеть.
Хочу тереться об него, как кошка, чтобы он меня так загладил до смерти, но так нельзя. Не тут. И от этого я прикусываю губу, глубоко дыша.
— Что ты делаешь? — Мой совершенно тупой вопрос совершенно сорвавшимся голосом.
Но я реально не понимаю его. Что он делает со мной, не притрагиваясь к ремешку лифчика? Какая к черту любовь во время чумы, когда все предлагают обычный секс?
Дамир улыбается нежно так, следом сцепляет руки и притягивает к себе, сковывает в объятиях. И, Боже, разве в мужских руках бывает уютно? Бред какой… не мне. Мне не должно быть. Не с ним. Ни с кем. Потому я заглядываю в его охристые дюны, снова попросив: