Мое время
Шрифт:
И еще я подумала, - о собаках, действительно, надо рассказывать в том порядке, как послала их судьба, словно происходит унаследование, словно собачья часть моей души постепенно оформляется.
Ярика Ленка купила на птичьем рынке в Москве, когда училась в институте, и привезла к нам. Ярик был "из Пришвина" и еще из стихов Веры Инбер про ирландского сеттера:
"Собачье сердце устроено так,
Полюбило, значит навек..."
То было чудное лето. Папа приехал в отпуск, и мы все жили в деревне на даче. Ходили на охоту, рыбачили. Чудное, несмотря на такой фотодокумент: мы с Ленкой в ковбойках,
Зато, когда кончились каникулы, Ярик весь мой! Полные пригоршни кудлатых ушей, лбом, щекой, губами прижимаюсь к рыжей губошлепой морде. И полные глаза слез еще много лет после того, как его украли. Вскакиваю ночами - бегу искать. Срываюсь с урока - бегу искать... Все кажется, чувствую, знаю, где он в данную минуту... В общем, меня даже водили к психиатру.
Потом к нам вселились соседи вместе со своей овчаркой по имени Верный, по абсолютной преданности только хозяевам - Верный. Когда я приводила домой подобранных собак, мама говорила:
– Неудобно, Верному это не нравится.
Тот период для меня - мучительный, не проходящий "собачий голод". Его не может заглушить увлечение конным спортом, хотя мы пропитаны "лошадиными ощущениями", но то другая часть души - лошадиная.
И как на грех везде попадаются приблудные псы. Мы устраиваем их в знакомые кочегарки. Одна собачка вроде овчарки, Арна, все же задержалась у меня на несколько дней, я надеялась, что она станет невестой Верного. Но где там!.. Ее позволили взять ребятам из детского дома. А мы с Арной успели уже так сильно полюбить друг друга, что мои посещения заканчивались общей истерикой. И вот еще какое нам выпало испытание.
Через два года, приехав из Городка, из Университета, иду по Красному проспекту. На санях катит куча детворы, рядом бежит серая собака:
– Арна! Арна!
Я не удержалась и свистнула. Сначала просто так, проверить, узнает-не узнает? Арна кинулась ко мне, словно не было долгого перерыва. Мы обхватили друг друга, вереща от счастья, не понимая, не помня, что наступит какой-то следующий момент.
– Арна! Арна!
– кричат дети.
Арна мчится к ним, с полпути срывается и летит ко мне, обнимает с размаху, отталкивается лапами от груди, несется обратно...
Господи, что же со мной происходит? Я же знаю, что так нельзя поступать с собаками... С детьми... Начитанная, напичканная Джеком Лондоном балда. Я совершенно обезумела:
– Ар-на-а!
Она резко затормозила передо мной, глянула отчаянно, подпрыгнула, лизнула зареванное мое лицо и побежала к ребятам, даже и неторопко, не оглядываясь больше...
Другая "патриаршая" собака - Маркиза Лордовна, Иза, дитя любви ротвейлера и овчарки. Воспитание получила в Московском доме Полины Георгиевны, где бывали выдающиеся умы: Кузьма, Павел Гольдштейн, Юрий Злотников, ... Есть рисунки, где она слушает стихи Маяковского, философские дискуссии. В четыре года совершила путешествие на Край Света, - там до сих пор среди жителей острова Шикотан бытуют легенды о Полине, Маркизе и их замечательной корове.
И вдруг мне ее отдали... Полина сказала:
– Изка тебя любит. Пусть хоть у вас ей будет хорошо...
В общем, у них в Москве были свои неурядицы. Отдали нам с Вовой в самом истоке нашего
Именно так Иза и поняла свою роль. И похоже, ей по душе пришелся общежитский стиль Новосибирского дома, где колготилось порой до полусотни друзей, а то все снимались и ехали в Городок, шастали там от одного к другому, или по лесу, или перли среди ночи обратно в город, - эдакая разливанная компания, которую Иза добросовестно "пасла", не позволяя отбиться. Кстати, таксисты тоже относились к ней с уважением, дивились необычной внешности, называли "баскервильской собакой", угощали своими бутербродами.
Наших детей Иза пестовала весело, но строго, - никто не смел схватить ее за хвост. Мишка с самого рождения почитал Изу как тетю, наравне с тетей Леной, дядей Бовиным, дядей Щеглом, ...
Во дворе она держала главенство, затевала самые темпераментные игры, но стоило собакам заиграться и начать охотиться, например, на Альму Ленкину собачку, частую нашу гостью, правда, очень похожую на голенастого зайчишку, Изка выскакивала одна против общего течения и грудью сбивала обидчика, хоть бы это был и дог. Очень любила играть с нами в футбол, виртуозно стояла на воротах.
Потом Альму украли, и Ленка взяла Изкину дочку Черри. Иногда они обе жили у нас, иногда у Ленки в Городке. Ах, как красиво они бежали на прогулке спина к спине, или плыли в Обском море, - круглые лобастые головы, уши домиком, хвосты рулем, и ни единой брызги.
За многие годы пребывания в нашем доме Иза не обозначила себе хозяина. Сюда приезжали Полина и ее домочадцы. При этих встречах никто ни разу не позволил себе драматизировать отношения. Считается, что люди склонны одухотворять животных, однако Иза сама была одухотворенной собакой. Она никогда не забывала,
как бы ее ни называли: Изка, Изуля, Иза-Сумак (за необъятный диапазон рулад), Изумруда (за зеленое сверканье глаз), ...
какие бы ни изобретали производные, к примеру, - "я сегодня весь изысканный" (Изка линяет) и так далее,
она никогда не забывала, что ее полное имя - Маркиза Лордовна. Благородная хозяйка своим поступкам.
Все же надо добавить, - когда приезжал мой Батя, Иза, как и все мы, безоговорочно признавала его вожаком. А ему нравилось. Рассказывал потом в своей компании:
– У них, как в средневековом замке, во время пира возле стола крутятся собаки и дети, и им бросают куски.
Когда Иза заболела, у ней руки стали похожи на руки моей мамы. Они ушли почти вместе.
Изкины и Черькины дети довольно густо заселили дома наших знакомых. Весьма экзотические созданья, несмотря на то, что Иза была привередливой невестой, а Черри никому не отказывала.
Однажды у Черри родились щенки сразу от двух пап - сеттера и колли. Мы выбрали себе того, что был окрасом в колли - белого с темными пятнами, а шерсть обычная, не длинная. Сразу угадывалось, что пес будет большим, почему и назвали его Малышом. То, что он сделался величиной с дога, никто не ожидал. Долгоногий, лобастый, уши домиком - в бабку. С характером Швейка. На него невозможно было сердиться. Впрочем, он и повода не давал. Разве что не научался делать на улице свои делишки. Но стоило раз вынудить его "не дотерпеть" до дома, стало ясно, - он думал, что там нельзя. Взглянул, извиняясь, а похвалили, сразу все понял.