Мое второе я
Шрифт:
— Слушаю вас, — произнес хриплый мужской голос, вряд ли он принадлежал пожилому человеку.
— Простите, мне назначено… меня зовут Мария… Мария Писарева.
Голос мой слегка дрожал, что вполне соответствовало легенде: девушка рассчитывает получить работу, но не совсем уверена в себе и оттого взволнованна. Мне не ответили, зато раздался щелчок, и калитка открылась. За ней был небольшой двор, наполовину заасфальтированный, где стоял мини-вэн синего цвета, вторую половину занимали ухоженная лужайка и десяток кустов сирени, росших в беспорядке. За ними угадывался забор, а почти вплотную к нему высился новый двенадцатиэтажный дом. Никитин смог оттяпать изрядный кусок землицы
Шесть окон с опущенными жалюзи на первом этаже и шесть на втором. Там вместо жалюзи белые шторы. Занятая созерцанием чужого богатства, я не обратила внимания на то, что за мной пристально наблюдают, и едва не вскрикнула от неожиданности, увидев рядом с приоткрытой дверью высокого мужчину. Поняв, что его присутствие для меня уже не тайна, он широко распахнул дверь, что позволило мне войти.
— Я… Аристарх Давыдович ждет меня, — сказала я, продолжая симулировать волнение.
— Знаю, — ответил мужчина. На плоской физиономии с бульдожьей челюстью и колючим взглядом появилась кривая ухмылка. — Да ты красотка, — сказал он.
— Если это комплимент, — посуровела я, — попытайтесь произнести его другим тоном.
— И с характером, — вновь усмехнулся он.
Мы стояли в узком коридоре, напротив железная дверь, скорее всего, в магазин, справа лестница с металлическими перилами и пандусом. Он кивнул в сторону лестницы:
— Двигай.
Я поднималась по лестнице, слыша, как он топочет сзади, и чувствуя его взгляд. Интересно, кто этот тип? Охранник? Мы оказались в просторном холле, громоздкий антикварный шкаф, два кресла у окна и комод на резных ножках. Рядом с ним деревянная вешалка, газетница, доверху набитая какими-то бумагами, и подставка для зонтов. В коридоре, выходящем в холл, несколько дверей, к одной из них мы и направились. Тип, сопровождавший меня, ее распахнул. День был солнечным, но в кабинете царил полумрак, плотные шторы на окнах задернуты. Комната оказалась просторной, вдоль стен резные шкафы с книгами, поделками из камня, оружием, посудой. В центре два огромных дивана и кресло. Ближе к окну письменный стол необъятных размеров. Торшеры, украшенные стеклярусом, расставлены по углам. Один из них был включен. Свободное пространство стен завешано картинами, в основном портретами. Воздух спертый, точно помещение давно не проветривалось, запах лекарств, а еще старости.
Я оглядывалась с некоторым удивлением, пытаясь обнаружить хозяина, однако кабинет был пуст, разумеется, если Никитину не пришла охота поиграть в прятки. Тут бесшумно открылась дверь за моей спиной, и показался хозяин, бледный худой старик в инвалидном кресле. Ноги его были прикрыты пуховым платком. Верхняя часть черепа, лишенная какой-либо растительности, усыпана коричневыми пятнами, словно ее нарочно раскрасили. Окладистая борода компенсировала отсутствие шевелюры, она придавала старику разбойничий вид. Кустистые брови и пронзительный взгляд. В целом впечатление неприятное.
— Добрый день, — сказал старик и улыбнулся, зубы у него были ровные и неестественно белые, а голос высокий, отнюдь не старческий. — Давайте знакомиться. Аристарх Давыдович. А вы — Мария?
— Да, — кивнула я, продолжая его разглядывать. Он протянул мне руку, а когда моя ладонь оказалась в его, поднес ее к губам и поцеловал.
— Присаживайтесь, Маша. Вы не против, если я буду называть вас так?
— Конечно, не против, — улыбнулась я.
— Очаровательно. — Он кивнул мужчине, продолжавшему стоять возле двери, и тот удалился. А я опустилась в кресло и вновь начала оглядываться.
— Сколько у вас всего любопытного, — сказала
— Да, чего здесь только нет, — махнул он рукой. — По большей части вещи никчемные, но мне дорогие. Тут ведь, по сути, вся моя жизнь. Вот эту музыкальную шкатулку мы купили с первой супругой на блошином рынке двадцать семь лет назад. Уже одиннадцать годков, как она умерла. Извините мою старческую болтливость, — точно опомнившись, махнул он рукой. — Давайте поговорим о нашем деле. Не стану скрывать, рекомендацию вам дали прекрасную. Но одно дело рекомендация, совсем другое — личная беседа. Расскажите немного о себе.
— Биография очень короткая, — пожала я плечами. — Окончила школу, потом институт. Я искусствовед по образованию, мама умерла, когда я еще училась в школе, папа уехал во Францию, я тоже жила там несколько лет, но потом вернулась в Россию. Последнее место работы — галерея искусств, но это в другом городе…
— Да-да, я читал ваше резюме. Можно спросить, почему вы вдруг переехали сюда?
— Личные обстоятельства, — сказала я, потупившись. — Дело в том… — я вздохнула. — У меня возникла идея открыть галерею, но в тот момент не было необходимых средств. И мой знакомый предложил помощь. Я надеялась расплатиться с ним в течение трех лет и, уверяю вас, непременно бы расплатилась, дела шли неплохо, но он… в общем, выяснилось, что, с его точки зрения, я должна ему не только деньги… И я предпочла все оставить, лишь бы больше с ним не встречаться. По документам он мой компаньон, так что теперь галерея принадлежит ему.
— Вы считаете, это справедливо? — сочувственно спросил он.
— В общем, да. Деньги ведь действительно были его. В этом городе у меня много друзей, и я рассчитывала, что с работой проблем не возникнет. Ваше предложение меня очень заинтересовало, прежде всего потому, что позволяет решить вопрос с жильем. Своей квартиры у меня нет, я остановилась у друзей. Если вы решите, что я вам подхожу, буду очень рада. — Я смущенно улыбнулась, старик улыбнулся в ответ.
— Условие, о котором вы говорите, не пустая прихоть. Замучила проклятая бессонница, вот я и работаю большей частью по ночам. У меня артрит, держать авторучку в руках уже трудно, толком печатать так и не научился, жена пыталась быть моим секретарем, но я вижу, ей это в тягость, вся надежда на вас, милая Маша.
— Простите, а над чем вы работаете? — задала я вопрос. Он засмеялся.
— На старости лет решил стать писателем… шучу, конечно. Какой из меня писатель? Много лет я по крупицам собирал сведения об одном выдающемся человеке. Материала накопилось достаточно, вот и подумал: почему бы не попробовать все это как-то собрать воедино, может, получится неплохая книга. Издам ее на свои деньги, а там, глядишь, кто-нибудь заинтересуется. Ну, а если нет… что ж, мне все равно этот труд в радость. Да и средства позволяют потакать капризам дряхлого старика. — Тут он подмигнул и вновь показался мне похожим на разбойника.
— А кто герой вашей книги? — спросила я.
— Вот он, — улыбнулся Никитин, подкатил кресло к противоположной стене и ткнул пальцем в гравюру в простой деревянной раме. На гравюре был изображен мужчина в круглой шапочке, длинная седая борода, морщинистое лицо.
Я подошла ближе, чтобы как следует его разглядеть. Никитин включил торшер, стоявший по соседству. Теперь портрет был хорошо освещен, взгляд мужчины показался пронзительным, а еще живым, должно быть, игра света и тени создавала такой эффект, и я вдруг обнаружила странное сходство человека на портрете с антикваром, скорее всего, из-за бороды, может, он и отпустил ее с этой целью.