Моё Золотое руно
Шрифт:
— Будь моя воля, я бы эту озорную падлу вообще из лодки не выпускал, — Коля очень серьезно смотрел на затаившегося до поры Ваню.
Я был настроен миролюбивее:
— Да ладно тебе. Сидит себе человек, никого не трогает…
Действительно, весь Ванин вид словно говорил: «Не тронь меня, а я тебя и сам не трону». Коля лишь сверкнул на меня острым глазом, и, подцепив узловатыми пальцами маслину с блюдца, закинул ее в рот.
Если Ваня Андруцаки и желал провести этот вечер с пользой, то надо заметить, он был не одинок в своем стремлении.
Прихватив с собой оплетенную соломой бутылку розового, Ваня пошел в народ. Примерно за третьим столом он чересчур оживленно подискутировал с туристами — литвинами, судя по всему — но их живо развели в стороны трактирщик с помощником. Обозвав собеседников… эээ… презервативами, Ваня вернулся за стол к листригонам и опять ненадолго затих.
Через некоторое время его соседи по столу расслабились и перестали обращать на Ваню внимание. Как выяснилось, он только этого и ждал. С первыми аккордами бузуки, он встал со стула, громко объявил:
— Жена — это хлеб, а хочется еще и булочку, — и коршуном пал на аппетитную блондинку-туристку в голубом сарафане.
Увы, это был короткий роман. По несчастливому совпадению, блондинка пришла в таверну вместе с Костей Папандопуло, чемпионом Фанагории по боксу. В тяжелом весе. Среди юниоров. Но мальчики в Гераклее взрослеют быстро, и потому чемпион был слегка небрит и всегда готов.
— Воздух! — Успел крикнуть мне Спирос, когда встретивший своим лицом кулак юниора Ваня пролетел пару шагов по воздуху и лег спиной на наш стол.
— Ё? — Удивленно спросил он.
В соответствии с тавридским этикетом чемпиону следовало бы ответить:
— Ахуле?
После чего завязался бы диалог, и мог быть достигнут компромисс. Но в Фанагории, видимо, имелись свои понятия о деликатностях. Подняв кулак, Папандопуло шагнул к нашему столу.
— Наших бьют! — Лениво произнес Ваня и прилег отдыхать дальше.
Все, что должно было случиться позже, его уже не касалось. Чемпиона вызвали на дуэль сразу пять листригонов. Видя такую несправедливость, на его сторону встали отдыхающие из Дессы и Трапезунда.
Люди разумные и рассудительные, получив первого леща, охотно ложились на пол отдыхать, но количество буйных все же перевешивало, тем более, что с улицы в зал постоянно прибывало пополнение для обеих сторон.
Трактирщик с официантами попытались было навести в зале порядок, но получив стулом по голове, присоединились к общему веселью.
Литвины, кстати, прибегли к своей излюбленной партизанской тактике, выставляя из-под стола подножки и отвешивая подсрачники вальсирующим мимо них парам.
Блондинка, надо отдать ей должное, пыталась
Коля Лапидус крепился, наверное, дольше всех, но и он не выдержал. Опрокинув в себя стакан вина и с остервенением зажевав его пучком зелени, он рванулся к здоровенному пиндосу в рваной уже майке, и захватом через правое плечо обнял его, как родного.
Итак, я стоял перед дилеммой — сбежать или тоже драться, ибо, как с давних пор известно, кто не с нами, тот против нас. Блондинка на соседнем стуле уже начала всхлипывать, а значит, жизнь не оставляла мне выбора. Надо было до появления полиции сделать отсюда ноги.
Подхватив туристку под крутые бока, я доволок ее до двери, вытолкнул на улицу и отбуксировал в соседний переулок. Девица уже не хлюпала носом, зато поглядывала на меня заинтересованно. Снова приходилось выбирать — в правой руке у меня была бутылка, на левой висела блондинка.
Еще неделю назад я бы честно поделился вином, рассказал пару анекдотов, затем оттараканил барышню и пошел спать. Но сейчас настроения для разврата не было совсем.
— Как тебя зовут, красавица?
Красавица сразу расправила плечи и выкатила вперед внушительную грудь:
— Елена.
— Елена Прекрасная, значит, — уточнил я. — Слышишь, что мужики из-за тебя творят?
Барышня скромно потупила глазки.
Проводив блондинку до отеля, я помахал бутылкой ей вслед, а затем поплелся в сторону пляжа. Все-таки мне надо было выпить.
МЕДЕЯ
Теплый вечерний бриз шевелил мои волосы. Сумка осталась в кабинете, а я шла по набережной с откупоренной бутылкой «Золотого руна» в руке.
Ноги сами свернули к рыбачьей пристани. Просохшие сети уже были убраны в лодки, и сюда почти не доносились голоса и музыка из центра города. Но мне хотелось уйти еще дальше ото всех.
Прежде, чем спуститься на песок, я сбросила сандалии и пошла босиком. Обувь осталась лежать под лестницей, здесь ее никто не возьмет. Редкие шезлонги были отнесены на ночь подальше от воды — хоть приливы были и невысоки, но при сильном ветре, с берега уносило немало нужных вещей. Чуть дальше шла полоса дикого пляжа, и свет фонарей с набережной сюда не доставал.
— Молодые люди, или прекратите там немедленно или перелягте на лежак! Нам так лучше видно!
Ехидный голос с набережной заставляет нас с Ясоном на секунду оторваться друг от друга, а затем, подхватив с песка одежду и взявшись за руки, мы бежим прямо в черную воду и не останавливаемся, пока течение не подхватывает нас. Теплая вода мягко несет наши разгоряченные тела на своей шелковистой спине вдоль берега, заворачивает за Красный Камень, и здесь мы начинаем грести, ориентируясь на маленький красный огонек, парящий наверху, чуть ниже звезд.