Моему судье
Шрифт:
Кандид поглядывает на меня из своей переноски, пристроенной на соседнем сиденье. Я и ему купил билет: отныне он мой товарищ в странствиях. Пока мы сидели на скамейке, дожидаясь поезда, я рассказывал ему про Стеллу: как она любит кошек и как возилась бы с ним, оставляла спать в своей постели всегда, даже когда мы с ней занимались бы любовью.
Я отнюдь не последний рыцарь, господин судья, и у меня вовсе нет дурной привычки защищать честь замужних или несвободных женщин. Просто я старался уберечь единственную радость, которую принесло мне знакомство с Лаянками,
Не получилось. Вот вам вся история.
Джулиано познакомил меня со Стеллой примерно через месяц после того, как мы стали работать вместе. Как-то вечером в ресторане. Потом мы виделись еще, в его присутствии и в присутствии других.
Как и всем, мне она казалась красивой. Красивая, приятная, умная, богатая и немного застенчивая. У нее были все качества, чтобы я боялся к ней подойти и восхищался на приличном расстоянии: я подданный, она — королева. Джулиано держал ее на вторых ролях. За ужином она часами не произносила ни слова, пока остальные болтали о деньгах, катерах, ресторанах, кому везет и кому не везет в деловом мире. Остальные выглядели пародией на молодых и успешных юппи из фильмов с Больди и Де Сикой, она была как таинственный остров.
Впервые мы с ней заговорили о чем-то, кроме вин и погоды, на яхте во время уик-энда.
В тот день приятели Джулиано в пошлости превзошли самих себя, дамы давали им фору. Сборище напоминало показ фирменных купальников — чем меньше купальник, тем больше цена. Эта фикция бикини не прикрывала, а выставляла напоказ ягодицы и грудь, над которыми поработали умелые хирурги, а массажи и дорогие кремы придавали им упругость. Королева сидела тут же в закрытом черном костюме, но в ней не чувствовалось ни высокомерия, ни снисходительности, и ее улыбка говорила, что она просто не может быть другой. Речь зашла о салонах красоты, говорили все, парни и девушки, усевшись в кружок на палубе: мы тоже когда-то так сидели и пели авторские песни, пуская косяк по кругу. Один спрашивал совета, другой перечислял процедуры, третий нахваливал тот или иной центр.
— Там, куда хожу я, — сказала девушка лучшего друга Джулиано, — потрясающе делают эпиляцию. Не просто эпиляция, а произведение искусства. Вот смотрите.
Она стащила трусики и продемонстрировала всем лобок, на котором красовалось сердечко из коротко стриженных волосков.
Разговор продолжался в том же духе, пока кто-то, кому стало жарко, не прыгнул в воду, и кружок распался. Вот тогда-то Стелла пересела ко мне и спросила:
— И почему только мужчинам нравятся такие?
— Потому что мы их не боимся.
— А меня — да?
— Немножко.
Вот так мы и сблизились. Относительно, конечно, потому что наша близость ограничивалась понимающими ироническими взглядами.
А потом этот ужин в начале октября. Стелла с Джулиано, другие парочки и я. Пришли они уже взвинченные — видно, до того успели поругаться. Под конец вечера кто-то предложил пойти к нему смотреть бокс, который передавали по спутниковому каналу.
— Нашел дураков, — ответил Джулиано, — последний раз мы у тебя смотрели матч со сборной Италии, так у них форма была не голубая, а белая, в хлорке их, что ли, вымочили.
— Да это видеопроектор барахлил, регулятор цвета у
Все рассмеялись более или менее искренно.
— Сейчас у меня плазменный телевизор шестьдесят три дюйма, впечатление, будто ты прямо на ринге.
— Тогда нет проблем, расплачиваемся и двинули к Серджо.
— Я бы предпочла пойти домой спать, — сказала Стелла.
— Слушай, ну ты уже прямо достала. Что твоя сонная муха.
— Просто у меня завтра с утра встреча, нужно обсудить новые показы.
— Ну еще бы. Работа, показы… Интересно, как это у тебя получается заниматься модой, когда ты сама одеваешься как монашка и спать ложишься рано, как ученица младших классов?
Она не ответила, и я заметил, что нижняя губа у нее дрожит.
— Я в любом случае иду, а ты, если хочешь, бери такси. Или пусть вон Лука тебя подбросит за компанию: вы с ним одного поля ягоды, оба засыпаете на ходу. — И хлопнул меня по плечу, как бы давая понять, что меня-то он не хотел обидеть.
И я отвез ее домой, не сказав за всю дорогу ни слова, потому что она, похоже, все время была на грани слез. Проводил до самого подъезда: она не предложила мне подняться, а я не настаивал. На прощанье мы поцеловались в щечку и пожелали друг другу спокойной ночи.
На следующий день часов в пять она позвонила мне в офис:
— Ты сегодня поздно освободишься?
— Не очень, хорошо бы уйти в восемь-полдевятого.
— А то я хочу попробовать себя в кулинарном искусстве, давай у меня в девять?
Она запнулась, а потом добавила:
— Сегодня четверг, Джулиано играет в футбол.
Что я могу рассказать об этом вечере, господин судья? Что могу рассказать такого, чего вы себе еще не представили?
Кухня в американском духе, темная мебель, полусвет, стол, накрытый на двоих, красное вино в бокалах на высокой ножке. Десерт. Поцелуй, потом другой, у стены, ищущие руки. Еще несколько шагов до спальни. Волнение от ее поспешно расстегнутой блузки. Наконец мы в постели, раздетые, — руки, ласкающие тело, прикосновения, от которых пронизывает дрожь. И опять руки, губы…
Вот так все началось, господин судья. После тридцати пяти все происходит в обратном порядке: сначала секс, потом — если получится — любовь.
И любовь пришла. Слишком сильная. Всё сразу. Та самая требовательная любовь, которая ставит перед выбором — всё или ничего!
Не знаю, мог ли я выбрать «все», был ли способен послать к черту сделку в семь миллионов евро и бросить в глаза Лаянке эффектную фразу: «ты недостоин Стеллы». Потом выяснилось, что лучше бы я выбрал «все», но тогда откуда мне было знать? С другой стороны, решение Стеллы положило конец сомнениям: она выбрала «ничего». И я с ней согласился. Согласился, когда она говорила, что встречаться тайком недостойно нашей любви. Поддержал, когда она просила принять какое-то решение. Понял ее, когда она сказала, что все кончено, что Джулиано она нужна и не может его бросить. «Комплекс сестры милосердия» — по-моему, прекрасное определение.