Могила без памятника
Шрифт:
– И каков будет вердикт? Меня могут отпустить? – с надеждой спросил пациент.
– Решит комиссия, – уклончиво ответил врач. – Итак, кто вы?
– Сергей Александрович Ларин, год рождения – шестидесятый, место рождения – город Камышинск…
«Значит мой ровесник», – подумал Куприянов.
Беседа продолжалась почти два часа. Вопросы охватывали практически весь период жизни Ларина. В какой-то момент врач даже забыл, что перед ним Берестов. Выяснилось, что они любили одни и те же рок-группы, а также помнили события, характерные для людей их поколения: как ОБХСС ловил распространителей виниловых
«Нет, этот человек не сумасшедший с раздвоением личности, он действительно Сергей Ларин. Грубит иногда персоналу, но это свойство характера, а не болезнь. Жаль, что так произошло, ведь в жизни мы могли бы и подружиться», – поймал себя на мысли врач. Если эксперимент закончится провалом, то, возможно, не останется ни Берестова, ни Ларина. Риск большой, но Нобелевка дороже. Теплоход с Куприяновым должен доплыть до берегов Скандинавии.
Потом для съемок привели настоящего Ларина. Пятидесятилетнего мужчину усадили на стул и он, ни на что не реагируя, безжизненно опустил голову на грудь.
***
– Мне что, ужин не подадут? – возмутился Ларин вечером, зайдя в буфет.
– Мне сказали – вас не кормить, – ответила буфетчица.
Рассерженный Ларин отправился на пост к медсестре.
– Попозже, вам назначены процедуры на вечер, вернитесь в палату, – приказала медсестра.
Около семи часов зашла процедурная медсестра с санитарами. В руке она держала шприц.
– Берестов, руку вытяните и поработайте кулаком.
Ни о чем не подозревающий Сергей выполнил все, о чем она просила. После укола тело вдруг обмякло, Сергея подхватили за руки и переложили на каталку. Он ничего не чувствовал и не мог шевелиться, но все слышал. Он оставался в сознании – не столь ясном как обычно – но понимал, что творится вокруг.
– Везите к лифту, потом в четвертый корпус, – сказала медсестра санитарам.
Через некоторое время Сергей оказался в комнате, напичканной всевозможной аппаратурой и приборами. Над ним склонялись разные люди в белых халатах. Появилось лицо Куприянова.
– Анатолий Романович, энцефалограмму головного мозга будем снимать? – спросил кто-то из присутствующих.
– Да, обязательно. Так, а вот и второго привезли. Мишуткина, закройте глаза Берестову! Катите Ларина сюда – к его голове, висок к виску… так… головы крепим. Парамонов, жестче фиксируй, а то дергаться будут и шейные позвонки себе сломают. Петровский, аппаратура готова?
«Это все… Сейчас я опять исчезну. На этот раз – навсегда. Прощайте, родные. Простите меня, если я вас чем-то обидел. Я вас всегда любил…», – это были последние мысли Сергея. Осознав неизбежность страшного конца, он смирился с ним и больше ни о чем не думал. Как человек, поставленный к стенке и ждущий смертельного выстрела. Можно было бы подумать о Боге, но он в него не верил. Не так воспитали.
Выстрелов было много: сначала маленькие колючие пули в висках, потом крупнокалиберные снаряды разрывались в мозгу с оглушающим грохотом. Все тело – особенно голову – пронизывала адская боль. Последний снаряд разорвался тихо и закрыл все пространство в голове фиолетовым фейерверком. Сергей больше
Куприянов спокойно наблюдал, как дергаются в конвульсиях два человека. Он привык. Сколько было таких пациентов с того момента, когда он еще только начинал работать. Не сосчитать. Ровным голосом он раздавал команды и попутно показывал, что нужно сейчас заснять на камеру.
– Анатолий Романович! Смотрите – у них пульс синхронный, – позвал его Парамонов.
– Да… это действительно удивительно. Не забудь зарегистрировать!
Через два часа пациентам подали самый длинный и мощный электрический импульс, и Куприянов посчитал эксперимент законченным.
– Берестов в сознании? – спросил он.
– Берестов отключился; приборы не регистрируют влияние внешних раздражителей на испытуемого, – сообщил молодой ассистент Парамонова.
– Анатолий Романович! Энцефалограф, подключенный к Ларину, показывает возбуждение мозговой деятельности! – воскликнул Парамонов.
– Очень интересно – отчего? Подождем пока… – озадачился Куприянов.
«Неужели Ларин возвращается? Если это так, то будет просто замечательно», – подумал он.
Через три минуты светящаяся линия на экране прибора выпрямилась.
– Похоже, Ларин тоже отключился, – прокомментировал Петровский.
– Заканчиваем! Аппаратуру выключаем, пациентов в палаты.
Врачи еще не успели выполнить указания, как послышался крик ассистента Парамонова:
– Ларин – сильная аритмия! Упадок сердечной деятельности.
– Мишуткина, ставьте укол!.. Да быстрее! – закричал Куприянов, которому показалось, что ее движения очень медленные и неуверенные.
Он разнервничался, вырвал шприц из рук молоденькой врачихи и всадил в сердце пациента длинную иглу. Укол не помог. Сердцебиение то замедлялось, то ускорялось, потом затихло совсем. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы подопытный пациент умер. На белоснежном теплоходе подняли тревогу, матросы забегали по палубам.
– Дефибриллятор подайте!
От удара током Ларина подбросило, но сердце застучало, ровно и без перебоев.
– Пронесло… – пробурчал Куприянов, вытирая пот со лба.
Что ни говори, а Куприянов великолепный специалист. Теплоход поплыл дальше. Утром должен быть уже в порту, а пока Берестов и Ларин пусть спят и приходят в себя. Кто получится? Берестов и Ларин? Или вообще никого? Придет теплоход к месту назначения или налетит на подводную мину? Утро вечера мудренее.
– Всем дежурным следить за состоянием пациентов. Контролировать каждые пять минут. Если что – звонить мне домой в любое время! Это не простые пациенты, они будут гордостью нашего учреждения! – предупредил всех Куприянов.
Поздно вечером Куприянов сидел на кухне и смотрел телевизор, но вместо привычных дикторов, читающих новости, ему мерещились лица Ларина и Берестова.
– Ты сейчас дома или на работе? Полчаса уже в стакане ложкой стучишь, – сделала замечание жена.
– Я устал, расстели диван, пожалуйста, – ответил тот.
В четыре утра раздался звонок. Жена, словно робот-манипулятор, протянула руку к тумбочке, сняла трубку и передала мужу. Привыкла. Рефлекс Павлова.
– Анатолий Романович! Ларин скончался, не приходя в сознание.