Могила повелителя
Шрифт:
Вокруг фигуры безумца клубился дым — струи выходили в дыру. Здесь имеется тяга, догадался Лидвих, только поэтому он и не задохнулся, пока лежал в беспамятстве… Тем временем хозяин замка расширил дыру настолько, что в нее мог пройти человек. Сумасшедший пригнулся и шагнул в жемчужно-серое марево, исчез, растаял в нем. Лидвих, недолго думая, сунулся следом. Дым обтекал рыцаря со всех сторон, тянулся в дыру, обдавал теплом… За стеной подвала оказалось просторно — там имелось помещение куда большее, чем предыдущая комната. Стены покрыты плесенью, источающей слабое мерцание, это и есть источник света. Дым заполнил и этот подвал, клубился
Затихающие шаги безумца доносились из туманной пелены, и рыцарь последовал за хозяином замка — даже если тот не знает, как выбраться из подземелья, все лучше, чем оставаться на месте, среди дыма и угарного газа. Если сверху пожар уничтожит бревенчатый каркас жилого строения, неизвестно, выдержат ли перекрытия. Вполне может получиться так, что горящие балки упадут, проломят пол и обрушатся на это подземелье. Рыцарь шел в сумраке, вытянув руки пред собой. В темноте и душном мареве ничего не было видно, и Лидвих несколько раз натыкался на каменную кладку, покрытую мерзкой слизью, тогда он двигался вдоль стены, пока не открывался проем.
Ловлих, оказывается, был выстроен над руинами строений, куда более обширных и мощных, чем жалкий замок на поверхности. Сперва рыцарь шагал вслед за безумцем, потом перестал слышать шаги перед собой. Свечение исчезло, стало прохладней… а потом рыцарь увидел звезды. Подземный проход заканчивался дырой в скате невысокого холма. Снаружи была ночь. И слышался мужской голос, кто-то разговаривал совсем неподалеку от выхода из подземелья. Слов не разобрать, но человек говорил задумчиво и неторопливо.
Лидвих сунулся в дыру — она оказалась слишком узкой для массивного воина. Шуметь было опасно, и рыцарь осторожно стащил через голову лохмотья, оставшиеся от орденского плаща, чтоб тряпки не цеплялись за выступы. Потом бочком медленно протиснулся в щель. Выглянул. Перед ним была темная равнина под звездным небом. По земле бродили легкие оранжевые отсветы — по другую сторону холмика горел костер.
— …Раньше, бывало, Лорд казнил каждого десятого, если опаздывали к сроку, — бубнил хриплый голос. — Вот, мы теперь задержались. А ну, как его милость снова велит каждого десятого повесить? Как в старые времена?
Воины Железной Руки. После штурма расположились на ночевку, а здесь, у холмика, должно быть, дозор, вынесенный в сторону от лагеря. Вон, слышно, кони в темноте похрапывают и топают копытами по мерзлой земле — бродят, ищут траву.
— Чему быть, того не миновать, — отозвался другой воин. — Но что ж нам делать, если так вышло?
— А еще эти уроды сожгли огненное зелье. Лорд наверняка собирался спалить город, а теперь если мы заявимся без зелья, да еще на день позже? Он осерчает.
— Что толку об этом говорить? Или ты предлагаешь сбежать?
— Да куда же тут бежать? Местные поймают, тогда пощады не жди… Я к тому, что если вовсе не явимся под Айхерн, то Лорда без нас там и прикончат. Тогда некому будет нас вешать.
— Кому нашего брата казнить, всегда найдется. Когда Капитана не станет, кто нас защитит от этих, из Круга? Рано или поздно…
— Но не сразу!
— Тоже правильно. И что теперь надумает наше начальство?..
— Кто их знает… Видишь, велено здесь стать, к Айхерну пока не идем. Командиры тоже люди, тоже жить хотят.
Лидвих понял, что дозорные толком ничего не знают,
Чтобы понять чувства, овладевшие айхернцами, необходимо пожить в таком городе, как Айхерн. В любом месте, где строения стоят скученно, где домишки бедняков жмутся друг к другу, — в любом таком месте боятся пожара. Но Айхерн — город с богатой историей, и здесь многие отмеряют время не годами правления вельмож, а сроками от одного знаменитого пожара до другого. Если в Айхерне случались пожары, то выгореть мог весь город. Застройка-то давно шла без плана. Хлипкие деревянные сараи ютились между древних каменных стен, сложенных из неподъемных, удивительно ровно отесанных блоков, а изящные колонны подпирали, случалось, соломенные кровли. Переулки на окраинах образовывались случайно, вместе складывались в удивительный хаос стен и пустот. Сооружали, конечно, на время, перебиться недолго — но наскоро сколоченные сараи так и оставались… оставались не навеки, но до первого большого пожара.
В центре, на холмах и между ними, конечно, стояли обширные богатые особняки с каменными стенами и черепичными кровлями, такие лучше сопротивлялись случайному пламени, но многие из этих величественных в прошлом зданий теперь оказались заброшенными, и случись там загореться какой мелочи — никто не погасит, пока огонь на охватит всю постройку, а уж тогда потушить будет сложно, и пламя пойдет по городу. Словом, в Айхерне пожара боялись куда сильней, чем завоевания, а потому горожане пришли в ярость, увидев, как ядовитая смесь плещет из снарядов Железной Руки. Могвид, обходивший отряды, уловил настроение айхернцев и велел пустить слух: дескать, если не захватить Лорда Тьмы в цитадели немедленно, тот отыщет чародейский способ спалить город — и вскоре ополченцы орали, потрясали оружием и требовали, чтоб скорей начался штурм. В отличие от союзников, вступивших в бой до рассвета, местные последний день маялись от вынужденного безделья и неопределенности, теперь ими овладела жажда деятельности, увеличенная страхом пожара…
Реки факельных огней снова двинулись к подножию Королевского холма. Ополченцы выстраивались в колонны, хватали наскоро сколоченные лестницы и шли на приступ. Действовали они неумело, потому потери оказались велики. Могвид послал горожан по склону, который был более пологим, а потому там стены возводили скорей, чем над крутыми скатами. Айхернцы под обстрелом добрались к подножию недостроенных бастионов, приставили лестницы и храбро полезли. Арбалетчики били в упор, но не смогли остановить порыв разъяренной толпы. Несколько сот человек полегло в ту ночь, так и не достигнув гребня стены. Случись штурм днем — возможно, такие потери охладили бы пыл атакующих, но в темноте айхернцы не видели, как земляки падают под стрелами и болтами, а крики боли тонули в боевом кличе, издаваемом тысячами глоток.