Могильщик кукол
Шрифт:
Труда догадывалась, в чем дело. Бен волновался за свой мир, боялся, что коль скоро такое количество людей бродит по его местам, то очень многое будет там разрушено. Труда отнесла ему в комнату ванильное мороженое, потом плитку шоколада и попыталась успокоить: «Там полиция. Не волнуйся, они ничего не сломают, только все осмотрят. Когда они уедут, ты сможешь выйти. Посиди и поиграй немного. Где твоя кукла?»
Потом Труда металась между окном спальни и его комнатой, туда и обратно. Однако ни разу не забыла повернуть ключ, закрывая за собой дверь его комнаты.
Поздним вечером, когда поток посетителей воронки и пролеска окончательно иссяк и полиция с пожарной командой тоже
Еще не успел их дом скрыться из виду, как Якоб, по обыкновению, начал говорить. Бен был единственным человеком, с которым Якоб мог обо всем поговорить. Сын никогда не отвечал, не давал дельных советов и не строил глупых предположений. А только с важным выражением лица слушал, что накопилось у отца на душе. И Якоб облегчал в монологе душу и совесть — за повернутый в замочной скважине ключ и за множество подобных вещей.
«Пойдем посмотрим, сколько они вытоптали», — сказал Якоб, хотя состояние тамошних полей его теперь не касалось. Давным-давно свекольные и пшеничные поля ему не принадлежали. Уже несколько лет, как все минуло. Партнерство с Паулем Лесслером и Бруно Клоем долгое время прекрасно себя оправдывало. Но затем оба его партнера стали специализироваться в различных узких областях сельского хозяйства. И Якобу пришлось сдаться.
Ни одного сына. Только великан Бен, с силой как у десятерых, глазами совы, памятью слона и разумом комара. Правда, с годами стало ясно, что профессор, поставив диагноз, ошибся с излишне мрачной формулировкой. К Бену уж никак не подходило определение «слабоумие высшей степени». Он выучился некоторым вещам, но, к сожалению, не особо разумным. Вероятно, со временем и с помощью специалистов прибавилось бы еще несколько соответствующих навыков, если бы только Труда решилась и поместила его в специальный приют. Но едва затрагивалась эта тема, Труда умирала тысячью смертей. А потом стало поздно, и уже ничего нельзя было изменить.
Для собственных нужд они оставили кур и двух свиней. Еще Труда заботилась о большом огороде, который обустроила по-новому. Землю они целиком сдали в аренду Бруно Клою. Новый сарай Бруно делил с Паулем Лесслером. Пауль использовал его, чтобы хранить солому. Бруно ставил там свеклоуборочный комбайн, что было для него удобно: поле с сахарной свеклой располагалось недалеко от воронки и ему не надо было гонять машину туда-сюда.
На одну аренду прожить было невозможно. Однако, несмотря на возраст, Якобу повезло. Хайнц Люкка воспользовался связями и помог ему устроиться на работу. Уже несколько лет, как Якоб работал кладовщиком в магазине Вильмрода. С раннего утра до конца дня он ездил на автопогрузчике по огромному складу магазина строительных товаров в Лоберге, расставлял по порядку поддоны с винтами и дюбелями, унитазы и смесители для ванн. И если у продавцов не хватало времени, выставлял на полки товар в торговом зале.
Порой у Якоба возникало чувство, что еще немного, и он задохнется между стеллажами. В такие моменты овладевавшая им тоска по открытому небу заставляла его раз двадцать за рабочий день поднимать глаза к высокому потолку и особенно ясно, всей душой сознавать, что его сын долго не выдержит в закрытом помещении.
Передающийся из поколения в поколение инстинкт, голос крови, влекущий к земле; технический прогресс его только заглушил. У Бена он особенно ясно проявлялся. Перед любой техникой он испытывал панический страх, с помощью лопаты совершал маленькие чудеса. Когда Бен копал землю, ничего рядом не было повреждено. Имея целью найти в земле какие-то
Конечно, Якоба не устраивало, что сына с середины июля каждую ночь тянуло на волю. По деревне снова поползли слухи, как, например, в июне, когда, натолкнувшись на «мерседес» Альберта Крессманна, Бен погладил неприкрытую грудь Аннеты Лесслер. Или прошлым летом, когда Бруно Клой заметил Якобу, что Бен его смертельно напугал, внезапно ночью возникнув рядом с машиной. Тогда Якоб спросил себя, что это среди ночи на машине Бруно ищет вне дома. Навряд ли проверяет свои корнеплоды. Да и в то, что Бруно мог чего-то до смерти испугаться, верилось с трудом.
Скорее всего испугалась дама, сопровождавшая Бруно. И если она не могла пригласить Бруно в собственную кровать, а вынуждена была развлекаться с ним в пролеске или где-то еще, должно быть, для этого имелись веские причины, а именно — супруг. Якоб никогда не был апостолом морали, но тогда подумал, что в данном случае испуг мог бы весьма благотворно повлиять на Бруно.
Но если серьезно, то Якоб понимал, что некоторые люди действительно пугались. У Бена на лбу не написано, что он кроткое дитя, как постоянно утверждает Труда. Когда двухметрового роста верзила, с фигурой наподобие платяного шкафа, кулаками, как кузнечные молоты, биноклем на груди и складной лопаткой на ремне, ночью внезапно возникает рядом с припаркованной машиной или расстеленным на опушке леса пледом, вряд ли кто-то примет его за безвредного и добродушного ребенка. Наверняка в такие моменты у многих душа уходит в пятки. Альберту Крессманну, Бруно Клою и другим знакомым было известно, чего можно ожидать от Бена. Но чужие люди — едва ли…
— Нам нужно поговорить, — начал Якоб, в то время как они не торопясь приближались к пролеску. — Я ничего не имею против, когда ты бегаешь по округе. Но ночью ты должен оставаться в доме. До тех пор, пока это дело не выяснится. Ты понял?
Бен с важностью кивнул. Это была всего лишь реакция на спокойную интонацию отца, на тот тон, которым Якоб поведал ему о своих заботах и тайных мыслях.
— Хорошо, что ты со мной согласен, — продолжал Якоб. — Твое затворничество будет недолгим. Когда они найдут дочь Эриха или девушка снова появится… — Он прервался и вздохнул. — Но если быть честным, я не верю в удачный исход. Если бы ничего не произошло, оба парня уже давно объявились бы и сказали, что они подвезли девушку, и показали бы место, где ее высадили.
Бен опять кивнул с серьезным выражением лица и, не в силах больше сдерживаться, пробежал несколько шагов вперед. Якоб снова погрузился в свои мысли. Он беспокоился о Труде, зная, что означают эти вялые бессознательные жесты, овладевшее ею молчание и замкнутое, многозначительное выражение, появившееся сегодня на лице. Все эти годы Труда боялась, что придет указание отдать Бена в приют. Теперь она почти сходила с ума оттого, что сына всю ночь не было дома и кто-нибудь из полицейских мог его заметить.
Да, времена изменились. Раньше девушка могла исчезнуть, и никто бы о ней и не вспоминал. Но такие, как Бен, тогда тоже исчезали. Якоб задумчиво покачал головой, глядя на широкую спину сына.
Бен остановился, приставил бинокль к глазам, что-то выглядывая среди деревьев, в ожидании, когда отец поравняется с ним.
— Здесь можно долго искать, — сказал Якоб. — Что сюда попадет, найти нелегко. Только если случайно начнешь копать в правильном месте.
Он вытянул руку в направлении, куда смотрел Бен.