Могильщик
Шрифт:
На следующее утро я обнаружил, что все носильщики сбежали. Они забрали все товары, оставив мне только одежду, ружье, три сотни патронов и немного вяленого мяса.
Один Бог знает, что могло случиться со мной, если бы я не попал в плен к индейцам — пусть даже и каннибалам. Оригиналы, они ели только женщин, и то не слишком молодых. Прямо аскеты, доложу я вам. Меня сразу отвели к их начальнику. Я думал, что уже пропал, но старикан угостил меня жареным мясом — надеюсь, это было мясо обезьяны, — и пока я ел, он пристально смотрел на мое ружье. Все было
Я прикинул: двести пятьдесят против одного, у всех дикарей копья с отравленными наконечниками. В таких обстоятельствах мое ружье бесполезно и, более того, опасно для меня же. Лучше сделать роскошный подарок и подкатиться к вождю. Не жадничай, Джо, сказал я себе.
Изобразив радость от встречи, я протянул ему ружье вместе с патронами. Вождь пришел в неописуемый восторг. Он непременно хотел отблагодарить меня и предложил молоденьких девушек, еще мяса, а затем ожерелье из человечьих зубов. Я заверил его, что достаточно будет и горстки рубинов. Старик жутко расстроился, сказав, что красных камней у него нет, а есть только зеленые, и отсыпал мне от щедрой души изумрудов, на которые я мог бы купить тысячу ружей.
Я поблагодарил его вежливо, стараясь не выдать своих эмоций. Однако он неправильно это истолковал. Он впал в уныние, как вдруг лицо его осветилось.
— Подожди! — сказал старый хрыч. — У меня есть кое-что, ты будешь очень богатым. Мне эта вещь помогла стать вождем. Но я притомился и уже не играю. Я подарю это тебе.
Он порыскал в том, что с большой натяжкой можно было назвать одеждой, и презентовал мне — попробуйте догадаться сами — обычный грецкий орех! Хотя довольно большой и словно покрытый патиной, как старая бронза.
— Тик-ток, — пояснил вождь.
— Орех, значит, — кивнул я. — В Эквадоре мальчишки играют орехами и в Англии тоже.
— Никогда не слышал о таких местах, — сказал вождь. — А это тик-ток.
Затем он долго объяснял мне, что тик-ток не простой орех. Все вещи в мире умеют думать, хотя бы немного.
Даже листья на дереве умеют думать. Даже крысы. Даже женщины. Давным-давно, когда Бог создавал эту землю, он раздавал всем разум, но забыл про орех.
«А нам хоть чуть-чуть?» — взмолились орехи. Ответ же им был такой: «Вас слишком много, а разума осталось слишком мало. Но пусть восторжествует справедливость. Один орех из миллиона сможет думать как человек и будет повиноваться человеку».
Поэтому ядро ореха даже и по форме похоже на человеческий мозг. Любовно поглаживая лезвие ножа, этот каннибал со стажем заверил меня, что он имел возможность лично убедиться в данном факте, причем много раз, и сходство действительно поразительное. Ну вы меня понимаете.
Следуя теории, один орех из миллиона способен мыслить. В джунглях их завались. Но тот, кто найдет умный орех, получит все сокровища мира, уверял дикарь, потому что этот орех будет всегда повиноваться своему хозяину.
— А теперь сыграй в тик-ток, — сказал он.
— Но я не знаю, как в него играть, — ответил я.
Он молча подвел меня к утрамбованному участку земли, на котором был начерчен круг. Десять орехов лежали внутри круга, образуя вот такую фигуру:
о°о
° о ° о°о
о
Цель игры состояла в том, чтобы выбить орехи из круга. С расстояния в семь футов сделать это было непросто. Хорошим игроком считался тот, кто мог выбить все орехи с пяти бросков; отличным — кому это удавалось с четырех; и чемпионом — способный особым движением кисти так закрутить свою биту, чтобы после трех бросков в круге не осталось ни одного ореха.
Несколько молодых дикарей упражнялись в меткости, а зрители, причем их было гораздо больше, заключали пари на свои набедренные повязки. Ставили в основном на чемпиона, который недавно сделал игру с трех ударов.
— Теперь потри свой тик-ток между ладонями, подыши на него и крикни, но молча, крикни мысленно, прикажи ему, — нашептывал мне старый пройдоха. — Сразись с чемпионом. Можешь поставить на кон свою рубаху.
«Небольшая потеря, — подумал я. — Тем более что у меня куча изумрудов». Я стянул с себя рубашку и выступил вперед. Молодой наглец пощупал хлопковую ткань, снял со своей грязной шеи увесистое ожерелье из золотых самородков и смело поставил его против моего рванья.
Он бросал первый. Сразу он выбил пять орехов. Со второго броска — еще четыре. Выбить один, последний, орех для него было плевое дело.
Настала моя очередь. Я погладил орех и сказал ему мысленно: «Ну, приятель, теперь не подведи. Один бросок, чтоб они сдохли!»
Безо всякой надежды на успех и без всякого опыта я метнул снаряд.
На полпути к цели мой тик-ток застрял, он лежал на земле и слегка покачивался, будто размышляя. Зрители чуть животы не надорвали со смеха, а чемпион уже потянулся за вожделенной рубахой. Как вдруг мой тик-ток подпрыгнул, покатился и, дико вращаясь, вытолкал за круг один за другим все десять орехов.
Раздался ужасный вой, я такого никогда не слышал. Ко мне перешли лавры чемпиона. Взяв орех, я ласково его погладил, он казался и правда живым.
Вождь сам был немало удивлен.
— Такого я еще не видел, — сказал он. — Два броска, это было. Но один! Нет. Я знаю, в чем тут дело — извилины на ядре этого ореха точно совпадают с извилинами твоего мозга. Ты счастливчик!
Ощущая тяжесть ожерелья на своей шее, я спросил:
— А есть у вас еще что-нибудь похожее?
Нет, сказал он, этот металл у них не ценится. Экс-чемпион выиграл это у другого индейца, чье племя живет ниже по течению. В реке они и находят это и дарят своим женщинам как украшение. Желтый металл этот ни для чего больше не годится, слишком тяжелый и мягкий. Ожерелье из зубов противника — вот это вещь!
— Если тебе очень надо, — сказал вождь, — бери тик-ток и плыви вниз по реке, ты выиграешь столько желтого металла, сколько десять крепких мужчин едва смогут поднять.
Я пообещал ему, что, когда вернусь, привезу с собой много ружей, патронов и охотничьих ножей. Пусть он даст мне каноэ и дюжину сильных гребцов, а также провиант на дорогу. Он согласился, и мы отправились вниз по Золотой реке.
Короче, я обчистил эту деревню. Мы поплыли дальше на двух боевых каноэ с золотом и изумрудами по планширу. Тут бы мне и тормознуться. Но, видно, от успеха я совсем обалдел.