Могильщик
Шрифт:
Самое удивительное, что, когда я дотронулся до него пальцем, он вздрогнул, пискнул жалобно и затих. Честное слово, я заплакал тогда как ребенок.
Но я собрал свои нервы в комок и сказал:
— Ладно, эта игра не считается. По нулям. Где мои люди? Мы отплываем немедленно.
Только тогда я заметил на берегу сваленные тюки, подозрительно мне знакомые.
— Чтобы не утруждать твоих гребцов, — сказал вождь, — мы сами разгрузили ваши каноэ. Я не желаю тебе зла. Можешь взять золота полные руки и греби отсюда. Я хотел отдать тебе алмаз, но ты
Я достал револьвер.
— А за это сколько дашь? — спросил я.
— О! Еще две пригоршни золота. Если я выстрелю из него разок на пробу.
Я разрешил ему пальнуть в воздух и забрал револьвер.
— Сначала золото, — сказал я.
Со дна реки я набрал глины и залепил ею дуло револьвера. Глина высохнет и превратится в камень. Старый пердун больше никогда не будет играть в тик-ток.
Я похоронил останки моего мыслящего друга, но у меня было странное чувство, что вместе с расколотым орехом я похоронил здесь и частичку себя. Золото и алмазы еще можно найти, а вот душу...
Итак, я добрался до побережья и сел на сухогруз, идущий в Тампу. Наверное, меня преследовал злой рок. До Флориды я все эти самородки не довез, осталось несколько кусочков золота. Я их храню как... не знаю... как сувенир! Вы были очень добры ко мне. Позвольте, я подарю вам один самородок, небольшой, конечно. А мне надо торопиться. Вот, держите.
Он уронил на стол крохотный, но тяжеленький кусочек причудливой формы.
— Хорошо будет смотреться в булавке для галстука, — сказал Пилгрим.
— Я не могу принять такой дорогой подарок! И ничего не могу предложить вам взамен! — сказал я.
И не надо. Мы оба неудачники, мы должны помогать друг другу. Извините, мне пора. Если у вас есть какая-нибудь мелочь...
— У меня только десять долларов. — В его глазах я увидел неизбывную печаль и добавил: — Берите, я буду рад вам помочь.
— Вы меня выручили. Я ваш вечный должник.
— Что ж, счастливого пути, — сказал я.
— Мне в другую сторону.
Мы попрощались. Задумчивый я брел по улице, пока не оказался на Шестой авеню, недалеко от 46-й Вест-стрит, где ювелирных магазинов больше, чем закусочных. Повинуясь какому-то внутреннему импульсу, я вошел в магазин и показал хозяину самородок.
— Во сколько оцените? — спросил я.
— Издеваетесь? — был ответ. — Сколько, по-вашему, стоит кусок свинца? В сувенирной лавке такие позолоченные «самородки» идут по пятьдесят центов за дюжину. Вы на это купились?
— Не думаю, — сказал я и положил самородок обратно в карман.
— Постойте, — засуетился хозяин. — Неплохая имитация. Так и быть, за пару баксов возьму.
— Нет уж!
Я похлопал себя по карману и вдруг вспомнил, что в детстве тоже забавлялся: плавил своих старых оловянных солдатиков над чашкой холодной воды, получались действительно маленькие самородки непредсказуемой формы, но у них были острые края, а мой самородок гладкий, отполированный временем, чувствовалось, что он настоящий.
—
Но я пошел в другой магазин, рядом, с массивными дубовыми дверями.
На одном прилавке лежали вперемешку старинные браслеты и цепочки для часов, золотые зубы и запонки. На другом красовались крупные алмазы с ценниками.
Я вытащил свой самородок, спросил громко и уверенным тоном:
— Сколько дадите?
Хозяин внимательно осмотрел самородок, взвесил его на весах, покапал немного кислоты.
— Чистое золото, — сказал он. — Где вы его взяли?
— Друг подарил.
— Хотел бы я иметь таких друзей. — И позвал: — Ирвинг! Иди посмотри. Откуда, как ты думаешь?
— Золото не африканское, — сказал Ирвинг. — И не индийское. Калифорния? Нет. Южная Америка.
— Молодец. Правильно.
— Откуда вы знаете? — удивился я.
Он пожал плечами:
— А как вы отличаете соль и сахар? Рыночная цена этого кусочка золота сорок долларов или около того. Я тоже должен делать свой бизнес, поэтому — тридцать пять.
— Э-э... — не понял я.
— Тридцать шесть и ни цента больше. — Он отсчитал деньги и положил передо мной. — А если ваш друг подарит вам еще такие самородки, тащите их ко мне.
Я взял деньги, поймал такси и поехал в бар.
— Человек, с которым я разговаривал, где он? — спросил я у бармена.
— Что, обул он вас? Я-то стреляный воробей, любой кидок чую за милю. Мне этот жулик сразу не понравился. На вашем месте я бы...
— Куда он пошел?
— Я не заметил. Он заказал напоследок двойное виски, оставил мне полдоллара чаевых и вышел.
— Вот мой телефон, — сказал я. — Если он появится снова, дайте мне знать в любое время дня и ночи. Задержите его до моего прихода.
Но Пилгрим больше не появился в этом баре.
Я расспрашивал всюду, но безрезультатно. Человек со старомодным английским акцентом, слегка эксцентричный, с болезненной внешностью, который все время говорит о Золотой реке и о несметных сокровищах, — если вы его встретите, непременно сообщите мне, я дам вам сколько угодно за любую информацию о нем.
Майк Марме
ВИД С ТЕРРАСЫ
Апельсиновое солнце прошло полпути в небе Ямайки и зависло над Карибами, словно любуясь получившимся в результате световым эффектом. Короткие полуденные тени удлинялись постепенно, в сочных открытых красках возникали тончайшие нежные переходы, белоснежный фасад отеля «Дорадо» выделялся ярким бликом на фоне залива.
Диссонансом в этой идиллической картинке был крик Джорджа Фэрнхема, его падающее тело, вытянутые руки — он пытался зацепиться за ограждение террасы, — треск пальмовых веток и ужасный удар, когда тело рухнуло на патио внизу.